Галерные рабы (Пульвер) - страница 280

Китаец перевязывает другу плечо, укладывает на палубу. Отходит, возвращается с фляжкой, дает выпить огненной жидкости, от которой перехватывает дыхание. Давит какие-то точки на шее и висках, так что Сафонка напрягается от боли. Становится легче, голова проясняется.

— Рана не страшная. Потерял мал-мала крови. Пока ты лежать, я ходить по палубам, искать живых.

Сафонка забывается в полудреме. Хуа То оглядывается.

«Горе… Сколько людей погибли неизвестно за что! Неправда, известно за что: за не свое богатство, за право распоряжаться чужими судьбами.

Кровь многих — на моей совести. Надлежит очиститься…»

Хуа То делает низкие поклоны на все четыре стороны света и шепчет:

— Мне искренне жаль, что я убил вас. Тысячу тысяч раз прошу прощения за то, что сократил ваши жизненные пути. Я объявляю всем богам моря, кто видел нашу схватку, что я один виноват в вашей смерти, и я беру на себя все, что сулит мне карма за мои деяния. Пусть ваши души не гневаются на меня. Да найдете вы счастье в своих будущих жизнях, и пусть в грядущих воплощениях мы встретимся снова — друзьями…

Бывший монах отвязывает от мачты капитана испанского судна. Тот легко ранен и оглушен ударом по каске.

Турки пощадили его единственного из экипажа — надеялись на выкуп. Офицер невысок, плечист, плотен, лицо несколько одутловатое, бритое до синевы, бледное из-за пережитого. Большой горбатый нос, тонкие губы, острый подбородок придают ему ястребиное выражение. Одет в кирасу, короткие штаны, высокие кожаные сапоги.

— Дон Рамон Орьехос, — церемонно кланяется капитан и продолжает по-латыни. — Не знаю, сеньор, поймете ли вы меня, но я бесконечно благодарен вам за спасение моей жизни и моего корабля. Отныне моя шпага и рука всегда к вашим услугам. Хотя вряд ли они могут вам пригодиться, учитывая ваше несравненное искусство фехтовальщика!

— Не стоит благодарности, великодушный муж, я лишь выполнял христианский долг, — витиевато отвечает китаец заученной еще в иезуитском колледже фразой, тоже склоняясь в поклоне.

Вдвоем с капитаном они поднимают небольшой парус на четвертой — наклонной — матче, расположенной почти в конце кормы. Хуа То не видел бонавентур, как называют эту мачту, на кораблях хусци в Макао и по пути в Рим, ее стали устанавливать на каравеллах и галеонах совсем недавно. Затем они ставят блинд — передний прямой четырехугольный парус под бушпритом. Только эти паруса целы. С облегчением вздыхают, видя, как горящая каторга медленно отдаляется. Просто чудо, что галеон не загорелся в такой опасной близости от нее.

Капитан обыскивает тела турок, снимая с них дорогие украшения, одежду, вытаскивает кошели и драгоценности из-за пазух, свинчивает перстни и браслеты с пальцев и рук. Поколебавшись, проделывает то же с погибшими испанцами.