— Я уже говорил: ты — моя первая и единственная любовь. — Он пожал плечами.
— Но ведь за эти годы у тебя наверняка были женщины. — Он был слишком хорош как мужчина, чтобы записываться в монахи.
— Естественно.
— И что, неужели среди них не оказалось той, с кем бы ты хотел провести остаток своей жизни?
— Нет.
— В это трудно поверить.
— Может быть, я никогда не прекращал любить тебя? — Он впился взглядом в ее глаза. Даниэлла задрожала от волнения. — Может быть, я не встретил ту, которая волновала бы меня так, как волновала — и продолжаешь волновать сейчас — ты, Элли? — настойчиво и даже грубо добавил он. — Ты этого не знала?
Она покачала головой, слишком ошеломленная, чтобы что-либо ответить. О Боже! Что он хочет этим сказать?
— Все так, словно мы и не расставались. Ты тоже это чувствуешь?
Даниэлла снова промолчала. Она с трудом сглотнула и слегка тряхнула головой. Нельзя допустить, чтобы кипевшие в ней чувства — они усиливались с каждой минутой — вышли наружу.
— Элли. — Он положил нож с вилкой и серьезно на нее посмотрел. — День, когда ты меня покинула, стал для меня самым горьким в жизни. Почему ты даже не хотела со мной разговаривать, когда я звонил по телефону и приходил к тебе домой?
— Зачем? Это было бессмысленно.
— Потому что ты разлюбила меня?
Даниэлла набрала в легкие побольше воздуха и медленно выдохнула его.
— Просто я поняла, что все кончилось, — сказала она, избегая его взгляда.
— Как ты могла быть в этом так уверена?
— Положение ухудшалось из месяца в месяц. Ты знаешь это не хуже меня, Байрон. Мы с тобой только спорили, постоянно что-то друг другу доказывали. Помнишь, я как-то вернулась домой с новой парой туфель, и ты вышел из себя, так как счет за электричество был не оплачен?
— Да, я помню, — тихо отозвался Байрон. — Позже я думал об этом и признал, что был не прав. Тебе нужны были эти туфли для работы. Очень часто я вел себя как идиот. Особенно тогда, когда обвинил тебя в потере нашего ребенка! Я не понимал, что говорю. И все оттого, что я очень, очень сильно хотел этого ребенка. Это было частью меня, частью нас, и я думал, что малыш должен что-то значить для нашего брака. — Он тряхнул головой, словно пытаясь прогнать воспоминания об этом. — Элли, ты прощаешь меня?
— Думаю, что да. — Как мучительно слышать о тех событиях прошлого из его уст! Это лишний раз доказывало, что у них нет никакого общего будущего.
— Мы можем снова быть друзьями?
Даниэлла отрицательно покачала головой.
— Это бессмысленно.
— Почему? — Его густые брови удивленно поднялись. — Потому что я так далеко живу? Потому что я так много разъезжаю? Потому что ты замужем?