Слово «временно» уменьшало и цену, и значение этой монаршей милости, но на первое время и это было спасением для медленно выздоравливавшей молодой осиротевшей красавицы.
Оправившись настолько, чтобы принять и лично отблагодарить всех, навещавших ее во время ее тяжкой болезни, княгиня, просматривая оставленные у нее в приемной карточки, остановила свое внимание на несколько раз повторившейся карточке с фамилией, до того времени совершенно неизвестной ей. Это была фамилия флигель-адъютанта Бетанкура, о котором, как она припоминала, она как-то слышала разговор по поводу его назначения, но которого она, сколько ей удалось припомнить, никогда в глаза не видала.
Спрошенная по этому поводу камеристка объяснила княгине, что этот красивый военный господин был тот самый, который привез ее в обмороке с кладбища в день погребения, и прибавила, что он навещал больную и справлялся о ходе болезни усерднее и аккуратнее всех остальных.
Это внимание совершенно чужого ей человека глубоко тронуло княгиню, а воспоминание о том моменте, когда он на краю могилы матери впервые подошел к ней, образовало между ними как будто какую-то тайную связь; вследствие этого Софья Карловна, отбирая карточки тех лиц, которых она желала видеть при первом их посещении, отметила одним из первых и незнакомого ей Бетанкура.
Он явился в числе первых, и впечатление, произведенное им на княгиню, было вполне благоприятно.
Бетанкур не был красавцем в строгом и вульгарном значении этого слова. У него не было той правильности линий, какой отличалось лицо Несвицкого, ни той могучей страсти, какой дышало лицо «цыгана» Ржевского, ни той миловидности, какой улыбалось лицо молоденького Тандрена, но в нем была своя особенная вкрадчивая прелесть, что-то манящее и чарующее, что покоряло ему немало сердец и что не прошло незаметным и для княгини Софьи Карловны.
Она приветливо встретила красивого флигель-адъютанта, пригласила его навещать ее в свободные минуты, не отказалась от его услуг для приискания ей квартиры в Петербурге, и когда он, привезя ей адрес разысканной им квартиры, смеясь, сознался, что последняя в его глазах имеет то достоинство, что помещается очень близко от его дома, княгиня с чарующей улыбкой ответила, что и в ее глазах это — неоспоримое достоинство.
В город княгиня перебралась вскоре, как только ей было решено беспрепятственно выезжать и заниматься делами несложного хозяйства. Несвицкому была заботливо отведена небольшая, но светлая комната от той части квартиры, где помещались личные апартаменты княгини, но он со своим обычным ленивым спокойствием примирился с этим остракизмом и даже бестактно подшутил над своим «вдовством».