— А ну как не успеют ушкуи, боярин? Это у нас луна светит, благо есть кому заговоры читать, а на реке, где они отстаиваются, могут быть облака и мгла непроглядная.
Боярин Валуй только рыкнул недовольно, снова обрушился на Избора:
— Давай, волхв, давай! Старайся! Мне нужен свет и мои ушкуи!
— Пусти меня попробовать, — предложил Ротгкхон. — Перемахну стену, открою ворота.
— Одному не справиться. У пятерых, вон, не выходит.
— А ты рискни! Хуже не будет. Вели только двоим ратникам меня во время пробежки щитами прикрывать, чтобы стрела в лицо не попала. Ну, и на шест вместо пяти десять воинов поставь. Уж прыгать так прыгать!
— Ладно, коли ты таков удалец, то пробуй, — не стал спорить воевода. — Велига, подсоби Лесославу. Пусть храбрость свою покажет, коли так по сече стосковался.
— Ты бы хоть шлем надел, иноземец, — ворчливо буркнул дружинник, на чем его сочувствие и закончилось.
Он отвел Лесослава к одному из отдыхающих в ожидании подкрепления отрядов, отдал необходимые распоряжения. Ротгкхон поднял тонкий кончик ствола, взял его справа под мышку, опершись на кончик левой ладонью и прижав ее еще и правым кулаком, в котором сжимал свое неизменное боковинное копье.
— Готов? — подошли двое незнакомых ратников, подняли круглые щиты, прикрывая Лесослава и себя от стрел.
Шест дрогнул, толкнул вербовщика вперед, и тот послушно побежал, приноравливаясь к толкающей лесине. Ратники мчались рядом, тополиные диски трещали и гудели от множества попаданий. Ротгкхону даже показалось, что часть стрел пробили толстую, в два пальца, древесину — острия граненых наконечников, вздыбив белую щепу, слегка высовывались изнутри. Хотя, конечно, целились лучники не в щиты, а в людей, надеясь попасть в ноги или головы. Однако сделать это оказалось не так-то просто…
Промчавшись через открытое пространство, Ротгкхон подпрыгнул, уперся ногами в бревна частокола, побежал по ним, перенеся весь свой вес на упругий шест. Усилия десяти человек забросили его на четырехсаженную высоту легко, словно пушинку — но тут храбреца ждали острия копий, злобно, до хруста костей и онемения мышц ударивших его в бока. Вербовщик, втянув голову в плечи, продолжал опираться на шест, пока тот не швырнул его еще выше, через головы защитников. Ощутив еще два смертоносных удара в спину, Ротгкхон отпустил лесину и упал вниз, на узкий, всего в шаг, помост, задел его плечом, грохнулся ниже, на утоптанную землю, кувыркнулся пару раз по ней, выронил боковину, тут же схватил снова и поднялся на ноги, оглядываясь по сторонам.
Рядом оказалось двое мужиков — в латных доспехах, но без копий, с охапками сена в руках. Видимо, таскали его к сигнальному костру, чтобы горел жарче и дымнее обычного. На муромского ратника они смотрели не то что без опаски, но даже с жалостью: после такого падения и нескольких ударов рогатин люди не выживают. Прежде чем они осознали ошибку, Ротгкхон широко взмахнул вдоль самой земли своим боковинным копьем, подрубая длинным лезвием ничем не защищенные ноги, и кинулся к воротам.