— Не спорь! Ты раненый, пока еще слишком слабый. А князь велел к завтрему поднять.
Уже не первый раз Ротгкхон замечал, что дружинники и близкие слуги Святогора, словно оговариваясь, то и дело величали своего воеводу княжеским титулом. То ли из уважения так поступали, то ли намекали на его полное право занять муромский стол.
Сам вербовщик так высказываться не рисковал — не зная тонкостей, недолго и на неприятности нарваться. И спросить тоже опасался.
— Давай укладывайся обратно, — переливая воду в бочку в сенях, распорядился волхв. — Сперва мазью с заговором оботру, опосля отвара рыбного съешь, дабы влага излишняя телесная водами ушла, ввечеру густого холодца поешь для костной крепости, а поутру ужо хоть в сечу снова лезь, вернутся все силы полностью.
— Как скажешь, мудрый кудесник, — отдался в руки лекаря вербовщик. — Княжич-то где? Смотрит, как стенобитная машина Ондузу корежит?
— Нет, секреты проверяет, — распутал узел на своей торбе Избор. — Опасается шибко, что лазутчика за помощью князь Стрежислав отправил. Стерегут дозоры на тропах и дорогах. Токмо не поймали пока ни одного. Это и тревожно. Ибо посланцы к соседям за подмогой быть должны. Иначе не бывает.
— Беда, — согласился Ротгкхон, опуская голову на руки. — Если соседи рать соберут, дружины может оказаться мало. Даже если отобьемся, силы-то убудут. На осаду может не хватить.
— Князь о том же печалится, — опять оговорился волхв.
— Мудр он у вас не по годам, — признал вербовщик.
— Святогор не раз Маре холодносердной в глаза смотрел, чашу ее едва не пригубил. Чужие жизни отнимал, по колено в крови ходил. Когда на самом берегу реки Смородины постоишь, на Калинов мост глянешь — то взрослеешь быстро. Каждого соратника своего ценить учишься, о животе каждого смерда беспокоиться. В его возрасте, Лесослав, сынки боярские токмо девок дворовых тискают да на охоту соколиную носятся. А Святогор весь в раздумьях и планах завсегда. Да и с братом вечная подозрительность, — вздохнул Избор. — Заболтал ты меня, я заговор забыл нашептать. Теперь на уху наговаривать придется. Вставай, одевайся. Теперь можно.
Поев, Ротгкхон все же ушел на улицу — наблюдать за работой катапульты. Та, похрустывая и поскрипывая, ни разу не попадая дважды в одно место, свою задачу все же исполняла. Избитая валунами башня изрядно накренилась, венцы ее во многих местах разошлись, да так сильно, что она просвечивала насквозь. Слева расползлись стыки со стеной на всю высоту и в трещину, при желании уже мог бы пролезть воин средней упитанности. Приговор башне вынесли и булгары: защитники ни на верхней площадке, ни на ближних участках стены не показывались, опасаясь рухнуть вместе с укреплением.