– А ты куда? – робко спросила бабища. – Ты меня не спокинешь?
– Скоро вернусь. Давай, Самохина, работай!
До старого окопа Антон дошел быстрее, чем за десять минут – быстро шагал. Куда больше времени понадобилось, чтоб найти Hyoscyamus niger. Где-то на холмике видел он невзрачные грязно-лиловые цветки.
Нашел.
Сорвал, с сомнением повертел, понюхал. Черт знает, подействует ли? Тропановый алкалоид в сочетании со spiritus vini в принципе должен дать нужный эффект…
Заодно прихватил валявшуюся на дне окопа австрийскую каску. Она заржавела, но это ничего, можно прокалить.
На обратном пути чуть не заблудился – взял в сторону. Но увидел меж деревьев огонь, повернул.
Раненый как ни в чем не бывало сидел, ворошил пылающие сучья.
– Гли, вернулся, – весело сказал он, обернувшись на шум шагов. – Самохина, ухажер до тебя, с букетом.
Был он бледен и, судя по блеску светлых глаз, в лихорадке, но ухмылялся, сверкал металлическим зубом.
– Чего это? – спросила женщина, глядя на блеклые цветы.
– Белена черная. – Антон дал ей каску. – Найди воды. Хоть из лужи, неважно.
У раненого спросил:
– Нож есть?
Тот вынул из кармана перламутровую штуковину, горделиво помахал ею, щелкнул – выскочило тонкое лезвие.
– Видал вещь? Сменял у одного урки в Херсоне.
Антон попробовал на палец – нож был остро отточен. Сгодится.
– Тебя как звать? Вроде рожа знакомая. В штабе, что ль?
Не отвлекаясь на пустые разговоры, Антон молча пожал протянутую руку. Сморщился от боли. Забыл, что у буденновцев полагается, здороваясь, стискивать ладонь со всей мочи, а сил этому Харитону было не занимать.
– А я Харитон Шурыгин, боец геройского второго эскадрона, временно назначенный в охрану штаба нашей краснозвездной бригады, от которого штаба теперя осталася красная звезда да рваная…, – похабно срифмовал боец и заржал.
– Храбрись, храбрись, – пробормотал Антон, мелко нарезая белену на плоском камне, который положил на край костра, чтоб как следует раскалился. Конечно, не настоящая сушка, но что поделаешь. – Стану рану обрабатывать, тогда погогочешь…
Харитон внимательно наблюдал за его действиями.
– Ты дохтур?
– Недоучился.
– Студент, значит. На мне доучиться желаешь?
– Не желаю, – огрызнулся Антон. – Сдался ты мне. Если твою рану сейчас не прочистить – подохнешь. Понапихал грязной ваты, идиот!
– Ругаешься, – удовлетворенно заметил Шурыгин. – Это правильно. Нас, дураков, ругать мало. Нас бить надо.
Вернулась женщина, поставила каску с водой прямо на угли. Антон шевелил ножом на горячем камне подымливающее крошево из белены. Ни в коем случае не пересушить. Пожалуй, довольно.