– Мне нравится твой подход. Люблю деловых умных женщин.
Ненадолго воцарилось молчание, и несколько минут раздавались какие-то шорохи. Потом снова раздался Натальин голос – довольно взволнованный.
– Сначала расскажи мне все. И про мужа и про его так называемого братца. А этим можно заняться в спальне. При закрытых дверях.
– Я хочу тебя здесь. Прям у окна.
– Да подожди же ты. Успеешь. Рассказывай.
Военный прокашлялся.
– Ну ладно. Терпение, как говорится, приумножает удовольствие. Алексей Дмитрич хоть и большой начальник, а ничего не узнает, потому что все хоть что-то значащие бумаги и документы уничтожены. А поскольку, как ты верно заметила, я женат, встречаться мы будем так, чтобы никто нас не видел. Когда и где, я скажу. Или я не разведчик? Вову твоего, как ты знаешь, приговорили за измену Родине благодаря заботливо подложенным тобой в этот самый буфетик книжечкам по оккультным наукам на враждебном нам немецком языке. Умер он, как ты и просила, на допросе от разрыва сердца. По-моему, неплохо. Долго не мучился. Пару дней допросов, пару ударов куда надо, кое-какие медицинские средства – и инфаркт налицо. Ну, и реабилитация посмертно. Чтобы имя ваше было кристально чистым и пенсия как вдове. Не очень маленькая, между прочим. Ну как?
Зоя сначала даже не поняла, что это говорят об ее отце, о ее любимом папочке. А когда до нее дошло – тело вдруг стало ватным, в голове застучали миллионы маленьких молоточков, стены отъехали, тошнота и слезы одновременно подступили к горлу. Стало душно. Душила кофта, душила лента на голове. Она вцепилась в нее и стала стаскивать, пока не сорвала и не скинула на пол. Разум все же пришел на выручку, и, поняв, что больше слушать не в состоянии, а они могут выйти в любую минуту и увидеть ее, Зоя на непослушных ногах пошла в свою каморку.
Она медленно прикрыла за собой дверь и, не в силах идти дальше, оперлась на нее. Стояла, не зная как справиться с нахлынувшим ужасом и болью. Самая страшная правда, какую она слышала за всю свою недолгую жизнь, открылась ей в это утро, и признать ее не хватало сил. Даже когда умерла мама, даже когда Алексей Дмитриевич сказал, что нет больше папы – ей не было так плохо, как теперь, когда она услышала этих двоих. Маленькая часть души барахталась, как только что родившийся слепой кутенок в пруду, с камнем на шее, барахталась, надеясь выжить, надеясь, что этот пруд и этот ужас – неправда, страшный сон. Он пройдет, и снова станет тепло и спокойно, как у мамы в животике. Но в один миг жуткий удар разрушил эти последние жалкие остатки веры. Такой сильный, что Зоя отлетела к стене. В проеме двери стояла настоящая ведьма – разъяренная ведьма с черными всклокоченными волосами, горящими ненавистью глазами, бледными щеками и с Зоиной голубой лентой в трясущихся руках.