Он хотел вовсе не ее. Ему были нужны ее мать, ее отец. Он хотел крови и горя. Но этого он не получит. Никогда, ни за что.
Больше она не поверит никому.
Неужели мать чувствовала то же, узнав, что человек, которого она любила, лжец? Неужели она ощущала такую же пустоту, такую же выматывающую душу тоску и тоже чувствовала себя преданной?
В душе Оливии вновь вспыхнул гнев. Она перестала жалеть себя и поклялась больше никогда не думать о Ное Брэди.
Венис, Калифорния, 1999
Ной Брэди мог считать себя счастливчиком. Благодаря тому, что его первая книга имела успех как у публики, так и у критики, он сумел купить маленькое уютное бунгало на берегу; кроме того, у него было достаточно денег, чтобы жить так, как ему хотелось.
Он любил свою работу. Ему нравилось описывать истинные преступления, при этом проникая в ум и душу тех, для кого убийство становилось способом решения их проблем или являлось развлечением. Это приносило куда большее удовлетворение, чем работа репортера. Хватит и того, что он четыре года выполнял чужие поручения и корежил свой стиль в угоду требованиям газеты.
«Да и платят за это не в пример лучше», – думал он, заканчивая ежедневную пятикилометровую пробежку вдоль побережья.
Конечно, деньги тут не главное, но они очень даже не мешают.
А сейчас, когда магазины бойко торгуют его второй книгой, которую регулярно отмечают во всех обзорах новинок, о лучшем и мечтать не приходится.
Он молод, здоров, удачлив и, слава богу, свободен. Совсем недавно Ной избавился от связи, которая сначала казалась заманчивой, сексуальной и интригующей, но вскоре стала тяготить и раздражать его.
Кто бы мог подумать, что начинающая киноактриса Карин, называвшая себя «девушкой для вечеринок», превратится в липучку, которая хнычет и ворчит каждый раз, когда ему захочется провести вечер по собственному усмотрению?
Он понял, что это добром не кончится, когда стал обнаруживать в своих шкафах и ящиках все больше и больше ее вещей. Когда на полке в ванной разместилась ее косметика. Ной постепенно приходил к мысли, что жизнь с ней будет катастрофой. Но следовало признаться, что виноват в этом был он сам. Он был занят исследованиями и написанием следующей книги и слишком поздно это заметил.
Естественно, она пришла в ярость, стала укладывать свои вещи в сумку размером со штат Канзас, и он услышал массу обвинений в эгоизме и издевательстве. Карин разбила две лампы (причем одна из них полетела Ною в голову, но он успел увернуться) и превратила его призовые глоксинии в кучу земли, листьев и кусков керамики. А потом ушла от него, тряхнув длинными, по-калифорнийски светлыми волосами.