– Давай, ботай, кто это такие, что были с тобой. Да не вздумай мне вкручивать баки, – громко сказал «грач».
Гривастый опасливо оглянулся на них, а молодая пара теснее прижалась друг к другу.
– А я тебе в стукачи не нанимался, – так же громко ответил Ленчик. – Ты кто мне, брат, сват? Или я тебе должен чего?
– Ишь, как заботал, карасик! – скорее прошипел, нежели сказал «грач», но прошипел так, что было слышно и на корме пароходика. – Может, взять тебя за горлец да заслать перышко под душу? – С этими словами «грач» незаметным движением вытащил из голенища сапога большой финский нож и помахал им перед носом Ленчика. – Что, теперь ты посговорчивее будешь, а, карасик?
– Да пошел ты!
С этими словами Ленчик ударил по руке «грача». Нож выпал. Васька с размаху саданул Ленчика в челюсть. Тот охнул, затем изо всей силы толкнул «грача» в грудь. Парень взмахнул руками, отлетел к борту и, по инерции перегнувшись, не удержался и упал в воду.
– Ах! – вскрикнула девица, что до того прижималась к своему кавалеру, который нашептывал ей в ушко разные приятственные глупости.
Все разом: Ленчик, гривастый художник (или музыкант) и влюбленная парочка перегнулись через борт. «Грач», изрыгая проклятия в адрес Ленчика, неловко махал руками и, кажется, захлебывался всерьез.
– Человек за бортом! – вдруг завопил гривастый и бросился к капитанской рубке.
Парочка, опасливо посматривая на Ленчика, сторонкой обошла его и тоже прошла к капитанской рубке.
Пароходик застопорил ход. Недоумевающие пассажиры, прознав, что человек упал за борт, высыпали из буфетной и сгрудились у одного борта, в результате чего пароходик накренился, и создалось впечатление, что он вот-вот перевернется. Возможно, так оно бы и случилось, потому как капитан выскочил из рубки красный, как вареный рак.
– Разойдитесь! – заорал он в помятый медный рупор. – Всем пассажирам отойти от правого борта! Перевернемся, мать твою!..
К месту падения «грача» полетели спасательные круги, в воду бросилось несколько смельчаков. Они плавали вдоль парохода, ныряли и, вынырнув, отрицательно мотали головами, потом ныряли еще и еще.
И все без толку.
«Грача» нигде не было. Последний раз его видели саженях в пяти от парохода. Он неловко хлопал руками по воде и срывающимся голосом вопил, что не умеет плавать. Потом пропал, и на воде какое-то время покачивался его засаленный картуз. Через минуту исчез и он.
– Утоп, – констатировал первый ныряльщик, поднявшийся на борт пароходика.
– Определенно утоп, – подтвердил второй.
– Амба, – коротко резюмировал последний.
Какое-то время два матроса на шлюпке пытались баграми выудить тело утопленника со дна озера, но безуспешно: Дальний Кабан было глубоким и весьма илистым озером. Самым глубоким и илистым из трех одноименных растянувшихся в цепь озер. Не зря, по слухам, казанский хан именно в нем спрятал запечатанные бочки с казной перед самым приходом под стены города русского царя Ивана Васильевича, позже прозванного Грозным.