– Из женской гордости.
Помощник полицеймейстера посмотрел на Марфу Филипповну, но промолчал. Хотя, похоже, он собирался сказать что-то не очень галантное. Потом спросил:
– Этот Гриша, он высокий, низкий, среднего роста?
– Высокий, – ответила Кадкина.
– Цвет глаз?
– Карие.
– Лицо – круглое, овальное?
– Овальное.
– Усы, бороду носит?
– Нет. Он бритый.
– Хорошо. Национальность?
– Что?
Помощник полицеймейстера снова немного помолчал, очевидно, подавляя в себе вспыхнувшее раздражение. Ведь полицианты не должны проявлять при дознании эмоций личного характера. Ни негативных, ни положительного свойства, так как это мешает быть объективными и беспристрастными и вообще недозволительно для человека на государевой службе.
– Он кто: русский, хохол, татарин, еврей?
– Кажется, русский.
– Кажется или точно?
– Точно. Кажется…
Мама родная, как же трудно с этими девицами…
– У него имеются какие-либо особые приметы?
– Что?
– О-о… – снова беспомощно протянул помощник полицеймейстера. – Есть у него родимые пятна, шрамы, родинки?
– Нет, – как-то слишком быстро ответила Марфа.
– Нет? – переспросил полициант.
Кадкина промолчала.
– Поверьте, сударыня, это очень важно. Ведь вы находитесь под подозрением в противуправительственной деятельности и участии в заговоре против государя императора. С целью его убиения, – добавил помощник полицеймейстера, с тем чтобы нагнать побольше ужаса.
Марфа вскинула на помощника полицеймейстера глаза, начавшие мгновенно наполняться слезами.
– Я?!
– Вы! А то кто же еще!
– В заговоре против… царя?!
– Так точно, против самодержца, – подтвердил полициант.
– С целью его… убиения?!
Кадкина булькнула горлом и стала потихоньку сползать со стула.
– Сударыня! Барышня! Мадемуазель! – забеспокоился помощник полицеймейстера и, вспомнив, какие действия следует предпринимать при впадении допрашиваемого в обморочное состояние, хлопнул девицу по пухлым щекам ладонью. Потом еще раз. Кадкина сморгнула и, очнувшись, заревела в голос.
Помощник полицеймейстера, обескураженный таким поворотом событий, заерзал в кресле, не зная, что предпринять: давить на Кадкину дальше или предложить ей платок. Подумав, предложил все-таки платок.
Кадкина благодарно кивнула, вытерла слезы и шумно высморкалась. Потом она произвела движение, собираясь вернуть платок, но его помощник полицеймейстера предвосхитил словами:
– Оставьте себе.
Подождав, покамест Марфа более-менее успокоится, он снова задал интересующий его вопрос:
– Итак, у вашего знакомого студента были особые приметы?
Кадкина в ответ молча кивнула.
– Ну, говорите, говорите, – поторопил ее помощник полицеймейстера.