— Мэм, могу ли я чем-то помочь? — спрашиваю я, когда она снова выпрямляется.
— Дайте руку, я хочу пройтись.
Это так отличается от того, что я знаю о родах — а знаю я очень немного, роженица в моем представлении часами, если не днями, только и делает, что кричит, вцепившись в простыни… В общем, я, как дурак, вздыхаю от облегчения. Леди Шад опирается на мою руку, и мы прохаживаемся по комнате туда-сюда и останавливаемся, когда она крепче сжимает мое предплечье и, тяжело дыша, облокачивается на меня. Леди Шад то и дело бранится.
— А как вы думаете, русалка — это девушка с рыбьим хвостом? — спрашивает она.
— Может, наоборот?
Она смеется, а потом со стоном хватается за мою руку.
— Бишоп, миска, в которой капусту подавали, пустая?
— Хотите еще капусты, мэм?
— Нет. Дайте мне эту проклятую миску!
Не дожидаясь моих действий, она кидается к столу, хватает миску, и ее, к моему ужасу, рвет. Выглядит леди Шад не очень, лицо у нее раскраснелось и покрылось испариной, но она смотрит на меня с бледной улыбкой:
— Не тревожьтесь, Бишоп. Осталось уже недолго. В этот момент меня всегда тошнит.
— Звучит неутешительно, мэм. — Я забираю у нее миску и подаю салфетку. — Что мне делать?
Она качает головой и снова берет меня под руку. Мы возобновляем променад по комнате. Я молюсь про себя, чтобы ее муж поскорее вернулся с повитухой, которая снимет с меня, невежественного мужчины, эту тяжкую ответственность. Как там он говорил, через сколько будет? Через час? Часов в столовой нет. Мы ходим и останавливаемся на каждой схватке, и мне уже кажется, что остановок теперь больше, чем хождения.
— Мэм, разве вам не следует лечь в постель? По-моему, женщинам полагается делать это именно там.
— Нет, не хочу пачкать простыни. — Леди Шад останавливается у дивана. — Мне нужно присесть.
Я пытаюсь ей помочь, но на нее вдруг находит какое-то помешательство, она отталкивает меня, как сумасшедшая, и бранится на чем свет стоит. Я пугаюсь, что от родовых мук и присутствия постороннего в такой момент она повредилась в уме.
— Не трогайте меня! — визжит она. И добавляет, уже вполне спокойно: — Вам уже случалось принимать роды?
— Только у кошек. — Должен отметить, это дело будет почище и поаккуратнее: мама-кошка знай себе мурчит да каждую минуту производит на свет по котеночку.
— Как же больно! Где Шад?! — Она извивается и соскальзывает с края дивана на пол.
Я, совершенно не зная, что делать, смачиваю салфетку водой и протираю ей лоб. Она даже не кричит на меня, из чего я делаю вывод, что салфетка помогает.
— Мои юбки… — Она раскачивается из стороны в сторону и пытается вытащить юбки из-под себя. Что ж, видно, ничего уже не попишешь, и мне таки придется побывать в шкуре повитухи, хочу я этого или нет. А страшно.