— Ночую вот…
— Нашел место! Больше-то негде, что ли?
— Негде. Да вы не думайте, — вдруг заторопился он. — Не думайте, что я побирушка, бродяга; я работаю и деньги получаю — дорогу в артели укладываю, свидетелей могу назвать или проводить.
— Ладно! — Милиционер протянул ему справку. — Дуй давай отсюда, да побыстрей! Мы вообще-то всю здешнюю публику подбираем для проверки, сильно неспокойно стало в городе, но ты ступай, красноармеец, насчет работы мы тебе верим, а дом ищи: осень на носу! Ступай, быстро!
И Николай снова поплелся к дому, от которого только что ушел в слезах и горе, долго сидел, прислонясь спиной к крыльцу, а когда настала пора, двинулся на работу.
Работала артель теперь далеко от места, где к ней пристал Николай Малахов. Давно скрылась церквушка, возле которой был им убит Федька Фролков. Дорога проходила по широкой улице, в середине ее стояла бакалейная лавочка маленького вежливого азиата: у него покупали рабочие хлеб и колбасу. При виде их, толпой подходящих к лавке, он выскакивал, кланялся и что-то быстро лопотал.
В тот день артель подошла к лавчонке вплотную. За обедом расположились на камнях.
Когда на пороге лавочки появился хозяин, Зонтов крикнул:
— Эй, паря! Иди сюды! Посиди, покурь! Да закуси с нами, что ли.
— Гы-гы! Закуси! — фыркнул Филька. — А крыса у тебя игде? Оне, японцы-те; слышь ты, одних крыс жрут, нам поп сказывал — гы-ы!
— Не японцы, а китайцы, — солидно поправил его отец.
— Крыс! Крыс жрут! — Филька от смеха валился на траву.
Малахов глянул на него с открытой неприязнью, Филька замолчал и отодвинулся.
В это время среди артельщиков произошло движение: мужики напряглись, завытягивали шеи. Оглянулся и Николай и — выронил из руки хлеб: по улице шла к ним артельная зазнобушка.
Девушка подходила ближе, и шаги ее были все тише и неувереннее. Почти поравнявшись с артелью, она сошла с тротуара и остановилась возле лавки. Вынырнул хозяин, поклонился, прижимая к груди ручки, нежно и гортанно пропел приветствие и снова скрылся в дверях. Она не обратила на него внимания: стояла, обернувшись к мужикам, комкала сдернутую с головы косынку.
Артельщики сначала растерялись: сидели молча, отложив еду. Первым опомнился Анкудиныч:
— Распялили гляделки-то! Ай не знаете, по кого любушка набежала?
— О-о! Ххе-хо-о! — загалдели мужики. — Как не знать! Наше вам с кисточкой! А мы уж прискучали без тебя — доброго здоровьица, сестрица!
Они начали подталкивать Николая:
— Не сиди, не зыркай, бежи давай! Ой, да ко мне бы такая скусная пришла — у-у-кхха-а! Ну, Никола, присушил, молодца, брат!