— Разрешите?
— Не танцую.
— Жаль.
— Нетанцующие, в сторону!
— Шире, товарищи!
— Кто курит, кто курит здесь?
Смех, разговоры. Быстрые взгляды. Знакомства.
Вот уже с подчеркнуто равнодушным видом проталкивается сквозь толпу товарищей Виктор Соловьев. Вот уже Аркадий Ремизов примчался сюда и танцует очень галантно с маленькой Женей Струнниковой.
После танцев девушки подошли к Соловьеву. Он был окружен товарищами. Но Женя протиснулась вперед и потянула его за рукав.
— Да? — обернулся Виктор.
— На минутку! — сказала девушка, делая значительное лицо.
Они остановились около Нади. Та смотрела весело и открыто.
— Я вас слушаю, — сказал Виктор.
— Горим желанием записаться в ваш технический кружок, — сказала Женя, напирая на «ваш».
— Похвально! — взгляд Виктора рассеянно скользнул по лицу Жени. — Но не воображайте, что технический кружок существует забавы ради. Мы принимаем тех, кто серьезно работает в области техники.
— Надежда, подтверди! — Женя театрально отступила в сторону.
— Я всю жизнь отдам технике! — громко сказала Надя.
Виктор нахмурился. В тоне ответа он расслышал насмешку и внимательно посмотрел на девушку. Синие глаза и детски припухлый, красиво очерченный рот смутили его.
— Фамилия? — строго спросил он, доставая записную книжку.
— Степанова!
— Так. Прекрасно. Имя?
— Надя, — певуче сказала она, — Надежда. Надежда Петровна.
Женя не удержалась и вставила мрачным голосом:
— Можно Наденька…
Прыснула и, убегая, застучала каблуками.
Виктор усмехнулся.
— Хорошо, — сказал он, вглядываясь, — я вас буду звать Наденькой…
Ну что ж, Наденька так Наденька…
В книгах хорошо писали про любовь, а она уверяла Женю, что это выдумка.
— Ты не знаешь, — смеясь, говорила Женя.
Она не знает?! Сколько мальчишек за ней ухаживало в школе, и она их всех, конечно, любила… Даже сейчас. Все окончили школу, разлетелись, а она их все еще любит, — такие хорошие ребята. Но разве можно любить всех? Любят одного, самого лучшего. Так, чтобы настойчиво всплывали в памяти все детали минувшей встречи. Бывает, привяжется какой-нибудь пустяк — звон проводов, протянутых к семафору, когда они перелезали через них, или жук, упрямо карабкающийся вверх по стебельку, пока они наблюдали за ним, соприкасаясь головами, или узкая, вся в лунных пятнах дорожка в лесу… Привяжется и стоит в глазах. И радостно и смешно оттого, что есть такие пустяки на свете.
Но его, Виктора, еще не было в этих пустяках. Было все, что связано с ним, с их встречами, но его самого пока не было. И это утешало Надю. Она хотела, чтобы все ребята были одинаковыми для нее, она боялась, как бы что-нибудь не отвлекло от учебы. И вдруг она обнаружила, что Виктор лучше всех. Прошли, растаяли пустяки, и только он один занимал ее — интонация голоса, тревожные глаза, прикосновение руки, — от всего этого почему-то хотелось тихо плакать.