— Это ужасно, что она ехала как какая-нибудь фермерская жена. Если ты спросишь меня, я скажу тебе, что она больна. Где ее горничная?
— Это не твое дело, Элли. Ее светлость поступает так, как считает нужным.
Улыбнувшись этому суждению, Джулианна стала подниматься по лестнице, прижимая к груди графин с вишневкой.
В Большом зале огонь неожиданно замигал. Таинственное, как болотный огонь, зеленоватое свечение осветило две бесплотные тени, чьи мысли тем не менее казались четкими, словно звучали вслух.
— Маленькая Джилли. Как она выросла!
— Поторопитесь, капитан, и разбудите его!
— Кого?
— Его!
— Почему я должен его будить?
— Я поражена вашей тупостью, капитан. Это же очевидно, как бородавка у вас на лице, что она является причиной того, что он обосновался в Блад Холле.
— Мне это вовсе не очевидно. И у меня нет бородавки!
— Зато у вас есть кость, чтобы клюнуть вашего Создателя, если вы с ним когда-нибудь встретитесь.
— Что вы имеете в виду?
— Этот… отросток, капитан, который только из снисхождения можно назвать носом.
— А что в нем плохого? Отличный мужской нос.
— Может быть, он немножко великоват?
— Не скажите, леди. Говорят, что величина носа говорит о размерах других деталей тела.
— Это бабьи сказки.
— Вы несправедливы, леди. Или я должен вновь доказывать обратное?
— Можете попробовать, капитан… после того, как разбудите его.
— Ему это не понравится.
— Он молод и печален. Покажите ему леди Джулианну. Я предсказываю, что в нем произойдет перемена.
— Вы предсказываете беду и любовь! Мы обманули Смерть, чтобы спасти его. Мне это не нравится.
— А зачем нам было спасать его, если не с какой-то целью?
— Не знаю, мадам, и поэтому я чувствую беспокойство.
— Отправляйтесь и разбудите его, а потом я успокою вас.
— Слушаюсь, мадам. А я тогда докажу, что у меня, как у Пиноккио, лелеемый отросток может вырастать до внушительных размеров!
Он долго смотрел на нее, сам не зная, почему пришел сюда. Он спал и ему снились сны, а потом что-то разбудило его, повлекло в эту комнату вопреки всякому разуму. Даже сейчас он не мог объяснить себе, зачем он здесь. Интуитивное чувство, что в этой комнате его что-то ожидает, нечто весьма важное, совершенно неизвестное, подталкивало его раскрыть этот секрет.
Он стоял в тени занавесей ее кровати, готовый в любой момент исчезнуть в темноте. Как тихо она лежит, как будто мертвая! Эта мысль позабавила его. В течение нескольких недель он был в этом мире не более вещественным, чем дуновение ветра. Теперь все это могло измениться.
Слабый лунный свет, проникавший в окно, придавал ее чертам лица четкость, ее чуть раскрытые губы трепетали при каждом вздохе. Он видел перед собой воплощение молодой женственности, захваченной сном.