Первым, что я услышала, оправившись от шока, были шаги Норы Сергеевны, находившейся все это время на кухне. Из-за двери послышался ее голос: «Сережа, немедленно открой», — и ответный голос Сережи: «Ключ выпал в окно». Спустя некоторое время, в течение которого ни я, ни Сережа не произнесли ни звука, опять раздались шаги за дверью, и мертвую тишину нарушил звук поворачиваемого в замке ключа. На пороге появилась Нора Сергеевна, которая, не утруждая себя разглядыванием представших перед ней привидений, быстро приблизилась к Сереже и, встав на цыпочки, наградила его пощечиной.
(Пекуровская А. Когда случилось петь С. Д. и мне. СПб., 2001. С. 186–187)
Людмила Штерн:
Я познакомилась с Асей, когда они с Довлатовым были уже в разводе и он был женат на Лене. Хотя мы и клубились с Асей в разных компаниях, но время от времени встречались у общих знакомых. Мне импонировали ее независимость, веселость, прямодушие, беззлобность и легкость характера. В ответ на мои восторги по поводу яркого литературного дарования Довлатова, блеска его прозы и его остроумия Ася легко соглашалась с «остроумием», пожимала плечами по поводу «блеска прозы» и охотно рассказывала об эскападах Сергея в «домашней обстановке». Вырисовывался монструозный образ. Было очевидно, что ей надоели его фокусы, его ревность, его преследования, включающие размахивание перед носом заряженной винтовкой. После совместного житья-бытья у нее были основания не испытывать к Сергею нежных чувств. Но Ася Довлатова вовсе не ненавидела. Она убедительно демонстрировала и на словах, и на деле полное к нему безразличие. И это ранило и мучило его безмерно.
(Штерн Л. Довлатов — добрый мой приятель. СПб., 2005. С. 138)
Зинаида Дубровина:
У Сережи случился роман с девушкой, которая училась на русском отделении. Я не знаю, что между ними произошло, но, кажется, они рассорились, и он очень переживал по этому поводу. Помню, как-то раз вечером, когда уже стемнело, а факультет был уже почти пуст, я сидела на кафедре одна, уже собиралась уходить. Вдруг ко мне постучалась женщина, очень расстроенная, вся в слезах. Это была мама Сережи. Она стала рассказывать мне об этом романе, плакала, говорила, что из-за этого Сережа исчез и перестал ходить на занятия. Я в то время была заведующей кафедрой и могла, по мнению Сережиной мамы, помочь. Но что можно было сделать, если он, кажется, после этого куда-то уехал? По-моему, Сережа отправился на Кавказ. А вернувшись, у нас он больше не занимался и перевелся на русское отделение.
Ирина Балай:
Однажды Сережа пришел ко мне посреди ночи в страшный мороз, на улице было не меньше минус тридцати. А Сережа был без пальто и без куртки, в одном костюме. Вид у него был, разумеется, устрашающий. Я в ужасе спросила: «Ты откуда?» Он стал рассказывать: «Я вернулся из Мурманска, там продал пальто, чтобы обратный билет купить. Теперь боюсь идти в таком виде домой — мама испугается». Сережа, оказывается, где-то лишнего выпил и, как герой известного фильма, случайно улетел в Мурманск. В то время как раз решался вопрос о его отчислении из университета.