Прыжок в ледяную воду (Довгань) - страница 23

  С одной стороны - непонимание чиновников, которые обязаны поддерживать нашу промышленность, с другой стороны - клевета и грязь журналистов убили меня наповал, сломали мой дух, смешали мое имя с грязью. Ни один журналист не приехал и не прошелся по нашим заводам, по нашим цехам. Ни один журналист не посетил работающие хлебопекарни, не приехал в центр обучения, но статьи были настолько пакостные, грязные, что, честно признаюсь, я не выдержал и сломался. В стране был колоссальный кризис, страх за будущее, все рушилось, бездумная политика старого правительства убивала машиностроение, но меня сломали не материальные трудности, не производственные. Я искренне, наивно верил, что делаю что-то очень важное для людей, и свято верил в то, что недорогие надежные хлебопекарни действительно нужны людям. Но когда в прессе, на телевидении меня начали смешивать с грязью, называть жуликом, негодяем, этого я перенести не мог.

  Налоговая инспекция и полиция просто жили у нас в офисе, пытаясь найти криминал, пытаясь найти преступление, не давали спокойно работать, но это полбеды, это нормально, на то они и нужны, налоговые органы, чтобы проверяли и стояли на страже государства. Но когда вместо элементарного уважения и признания реальных заслуг ты получаешь плевок в душу, когда рушится твоя вера в здравый смысл, вот это пережить очень тяжело.

  Когда я покидал пост председателя совета директоров, компания еще по инерции показывала хорошую прибыль, за год мы получили 1,5 миллиарда рублей прибыли. Но я уже не мог работать, я написал заявление и опустошенный, сломленный в горьком одиночестве переживал свое самое большое поражение. Я передал контроль над предприятием, мне уже ничем не хотелось заниматься. Я понимаю, что для нормального капиталиста, для нормального бизнесмена в моих действиях нет никакой логики, но для меня человеческие ценности всегда были выше денег. И вот я, познавший успех и славу, опять сорвался на самое дно пропасти нищеты, презрения, лжи и страдания.

  То, что я разорился, потерпел поражение, было не так важно. Самое трудное было найти точку опоры в жизни. Сгорело мое сердце, сгорела моя душа. Просыпаясь утром, я не хотел жить, в сердце моем было черно - столько лет, сил отдать любимому и, как я считал, важному для людей делу, и моей наградой, моей «золотой медалью» были клевета и позор. Я не умер физически только потому, что у меня была дочь, родители, жить мне в тот момент абсолютно не хотелось. Передать мои страдания невозможно, да и пережить, наверное, такое тоже невозможно.