Два дня из квадрата 39Г не поступали сводки.
Сибирцев измучился, похудел, старался не попадаться на глаза подполковнику Масленникову.
Но подполковник, как нарочно, зачастил с вызовами. Майору приходилось выезжать из штаба, хотя душа его словно бы приросла к маленькой комнате радистов, где бессонные дежурные дни и ночи колдовали у своих приемников и передатчиков.
Вот и сегодня Масленникову понадобилось, чтобы молодой офицер съездил в батальон Сереброва: с наблюдательного пункта батальона замечены некоторые перемены в расположении противника…
Майор вызвал «виллис», а сам пошел еще раз к радистам, постоял перед молчащими аппаратами, оглядел виновато-огорченные лица, как будто дежурные принимали на себя вину за молчание того, чьи позывные так хотел услышать Сибирцев… Позывных не было.
Усадив шофера на заднее сиденье, майор сам погнал машину по отличному шоссе, минуя новенькие мосты, обгорелые танки и самоходки, которые торчали на обочинах, как грубые памятники.
Батальон Сереброва уже две недели находился на переднем крае, и как раз на том участке, который особенно привлекал внимание майора Сибирцева. Батальон занимал угол клина, врезавшегося километра на три за бывшую границу СССР еще во время летнего наступления. Гитлеровцам так и не удалось тогда срезать этот клин, и солдаты Сереброва знали — они уже в Германии.
Сибирцеву показалось, что Серебров еще больше высох и пожелтел. Держался он строго, с достоинством, какого раньше у этого тихого человека не замечалось. Уже по одному тому, как отдавали Сереброву честь солдаты, как внимательны были к капитану младшие офицеры, Сибирцев понял, что человек этот, как говорят, пришелся к месту.
— Не по душе мне эта позиционная война! — сердито сказал Серебров, когда они прошли в командирский блиндаж. — Грызи землю зубами, а батальон редеет. И главная неприятность — солдаты не видят, что успели сделать! Если и пристрелили десяток фашистов, так их все равно не учтешь!
Сибирцев отметил, что капитан стал более требовательным, решительным. В резерве он, помнится, никогда так резко не высказывался. А Серебров, найдя доброжелательного слушателя, продолжал:
— Одна надежда, что долго мы тут не засидимся.
Он вопросительно посмотрел на Сибирцева, ожидая, что майор скажет что-нибудь значительное, — ведь он штабист! — и Сибирцев не обманул его надежды, подтвердил догадки.
Казалось, ничего значительного в разговоре не было — так, обычный разговор двух офицеров, которым одинаково надоела позиционная война, — но Серебров сразу оживился.