Тыгрынкээву было шесть лет, когда он впервые столкнулся с цивилизацией. Он знал, что где-то живут 'земные люди', отец упоминал о них неоднократно, но не говорил, что их быт и нравы настолько отличаются от местных. В стойбище, кстати, тоже всё было непросто - 'настоящими людьми' отец считал только их семью, все остальные яранги их стойбища были населены 'бывшими людьми', как и все близлежащие стойбища целиком. Когда Тыгрынкээв первый раз, хвастаясь, явил это знание перед соседскими детьми, те набросились на него с кулаками. Тыгрынкээв дрался, как разъяренный медведь, но он был один, и ему было всего шесть лет. Нападавших же было пятеро, возрастом от семи до четырнадцати. Так что, несмотря на яростное сопротивление Тыгрынкээва, его скрутили, наспех связали ремнями и от души намяли ему бока. Под конец, старший из пятерых - Ытьувви, сын старого Эквургына, потирая кулак, пообещал молча извивающемуся Тыгрынкээву: 'Еще раз так нас назовешь - убьем и тебя и твоего полоумного папашу'. После этого обидчики повернулись и ушли, оставив Тыгрынкээва связанным. Мальчик, напрягая мышцы, потихоньку освободил руки, скинул ремни и побежал к себе. Зашел в ярангу - отец был внутри, сидел у огневища и задумчиво смотрел через рынооргын на темнеющее небо. Тыгрынкээв попросил разрешения говорить.
- Говори, - кивнул отец.
- Почему ты называешь остальных людей нашего стойбища бывшими людьми? Ведь они ничем не отличаются от нас!
Отец перевел на него пронзительный взгляд и Тыгрынкээв затрепетал под мощью его светло-серых глаз. Но своего взгляда не опустил - выдержал.
- А если они ничем не отличаются, что же? Мне, что, нельзя называть их 'бывшими' просто потому, что я так хочу?
Тыгрынкээв вздрогнул. Вопрос был провокационным - не согласиться с отцом - плохо, но не отстоять своего мнения - еще хуже.
- Если они ничем не отличаются, то - нельзя! - так сказал Тыгрынкээв и зажмурился, ожидая неминуемой взбучки. Но мгновения шли за мгновениями, ничего не происходило, и мальчик открыл глаза. Отец всё так же неподвижно сидел перед тлеющими углями, но теперь поза его выражала такую непомерную усталость, что Тыгрынкээву вдруг захотелось чисто по-человечески подойти и обнять своего уставшего отца. Но он, разумеется, и не пошевелился.
- Ты хочешь узнать, чем они отличаются от нас? - глухо спросил отец, продолжая глядеть прямо перед собой. Тыгрынкээв прерывисто вздохнул - он догадался, что будет, если он скажет 'да'. Восторг и ужас забурлили в нем, как бурлят в гейзере вода вперемешку с паром. Но восторга всё же было больше, и Тыгрынкээв выпалил: