- Ты мог бы взять тупые стрелы, - сказал он, - а кто не увернется, тем вымазать лицо сажей и прогнать из стойбища. Раз настоящих людей так мало осталось, не следует ли их беречь?
Отец посмотрел на сына и Тыгрынкээв вздрогнул, увидев бездну, сочащуюся из его глаз.
- Карем. Не следует, - сказал отец тихо и отвернулся, - настоящих людей осталось столь мало, что их уже бесполезно беречь. А нас - береговых людей - не осталось совсем. Твоя мать была последней женщиной гычурмыкин. Будь у тебя даже сто братьев, они не смогли бы продлить род.
- Почему - была? - спросил Тыгрынкээв. Спросил спокойно, он уже знал ответ и смирился с ним.
- Она умерла. Вчера.
Тыгрынкээв кивнул.
- В школе учитель говорил мне, что кереки живут еще в нескольких стойбищах и даже там, в поселке, было двое кереков.
Отец невесело засмеялся.
- Лиса может назваться вороном, но вороном от этого не станет. Нас всегда было мало, и мы всегда знали друг друга. Больше нет никого. Те, кто сейчас зовет себя гычурмыкинами - либо, в лучшем случае, анкалгакку, либо просто лгут.
Отец замолчал. Так они молчали довольно долгое время - пока громадный красный шар закатного солнца наполовину не опустился за горизонт. Тогда Тыгрынкээв спросил:
- Что теперь? Будем жить, как раньше, пока однажды ты не окажешься быстрее и не убьешь меня?
- Нет. Испытание закончено, и ты один его выдержал, - он повернул голову и посмотрел на сына, - я бы хотел, чтобы на твоем месте был Титу.
- Я знаю, - кивнул Тыгрынкээв.
Отец отвернулся.
- Ты знаешь, - согласился он, - но я должен был сказать. Это моя вина. Теперь пойдем.
Они спустились с обрыва вниз, в пойму реки, где двое оленей пощипывали пробивающуюся через снег свежую травку. Отец сел в нарты, а Тыгрынкээв замешкался - он всё разглядывал окрестности, надеясь еще раз увидеть белого волка. Хотя и понимал, что не увидит, потому что никакой это был не волк, а дух. Ведь когда Тыгрынкээв обернулся, перед тем как пойти за отцом вниз с обрыва, он не увидел волчьих следов, по которым туда пришел. Из тундры тянулась только одна цепочка следов - его.
К стойбищу подъехали уже после заката. Обессиленный Тыгрынкээв уснул сразу, как заполз в теплый полог, но отец вскоре разбудил его. Тыгрынкээву сначала показалось, что он не успел и глаз сомкнуть, но, посмотрев на отца, понял, что прошло какое-то время. Лицо отца было разрисовано краской, одет он был в длинные шаманские одежды, и на шее висела связка амулетов.
- Что такое? - спросил, поднимаясь, Тыгрынкээв.