Артем, член хуторского комитета нового состава, был здесь, у пахарей, старшим. Обязанности между членами комитета распределились как-то сами собою: все общественные дела внутри хутора легли большею долей на Федюнина, все дела полевые — на Артема, а Федор взял на себя связь со станичным и окружным ревкомами и общее, так сказать, руководство.
Налажена работа хуторского ревкома была неплохо. Так по крайней мере казалось Федору. Только налажена она была применительно к мирным условиям. А сегодня Федор ездил на экстренное совещание, в станицу, и те вести, крайне угрожающие, о которых он узнал там, напомнили ему, что довольствоваться победами и мирной жизнью пока еще рано. Работу комитета надо было перестраивать. И, что особенно важно, перестраивать немедленно.
Поэтому-то Федор и взмылил сегодня коня, да и сам-то взмылился: к широкой спине его все еще липла вылинявшая гимнастерка, перехваченная казачьим в металлических украсах поясом — память тех лет, когда Федор еще ходил женихом. Из станицы он лишь на минуту заскочил в хутор — повидать Федюнина, и, не заезжая домой — сюда, в поле: нужный народ был большей частью здесь.
Вести, встревожившие Федора — и не только, конечно, Федора, были такие: местные кадеты, дудаковцы, которые все это время в меру своих сил орудовали где-то там, вдали, теперь начали бесчинствовать совсем поблизости, и уже смелее. Но страшны были не столько дудаковцы сами по себе, не их разбои — хотя и этого уже было вдосталь, чтобы встревожиться, — страшны были те события, более грозные, отголоском которых эти разбои явились: в низовых округах Донщины, от Черкасского и до Верхне-Донского, в последние дни, как суховейные ветры в апреле, широко забушевали контрреволюционные восстания.
А на западе области — другая беда, еще горше: там родную землю попирали кованые сапоги ландштурмистов. Немцы, зарясь на многое, манившее их сюда, в Россию, в том числе и на донские продовольственные богатства, нахрапом лезли в область целыми корпусами, хотя мир с Германией советской властью был заключен, и давно.
Все это окрылило местных кадетов и придало им духу. Дня четыре назад, ночью, Дудаков со своей довольно многочисленной ватагой сделал набег на окружной центр. Сутки кадеты хозяйничали в Урюпинской станице: очистили кассу, вещевой склад, расстреляли нескольких работников. Основных руководителей — Селиванова, Селиверстова и других — захватить им не удалось. Срочно прибывший из Балашова красногвардейский отряд помог разгромить ватагу, но сам Дудаков, потеряв штаб, скрылся.