Когда Вэйл сел в машину, Кэт передала ему контейнер с кофе.
— Спасибо. В отделении тебя не хватятся?
— Там все слишком заняты взаимными поздравлениями по поводу Пандерена. — Она протянула ему две разные фотографии Радека. — Три месяца назад его арестовала аламидская полиция за вождение в нетрезвом виде. Оттуда мне прислали электронной почтой его фотографию после нашего с тобой разговора. Другая из Марионской тюрьмы.
Вэйл долго смотрел на снимок Виктора Джеймса Радека, запоминая трапецоид его черт от наружных уголков бровей до нижней губы. На аламидской фотографии глаза его сузились от гнева, а губы вызывающе изогнулись. Он походил на опытного преступника, не желающего даже недолго находиться под арестом. Плечи его не помещались в объектив, туго обтянутая кожей челюсть свидетельствовала о звериной взрывной силе.
Тюремная фотография была иной. К тому моменту он уже отсидел какое-то время и понял, что вернейший путь к досрочному освобождению — незаметность. Тюремщики называли это «касперство» по имени призрака из мультфильма, который становился прозрачным, стараясь избежать неприятностей. Выражение лица Радека оставалось нарочито безразличным. Черно-белый, лишенный не только цвета, но и глубины снимок не давал представления о человеке под этой маской. Вэйл вгляделся попристальнее, и ему показалось, что в уголке рта заключенного таится едва заметная ухмылка, словно миру грозила гибель и знал об этом только он.
— Похоже, ты не веришь в причастность Пандерена.
— Вчера на заседании перечисляли улики против него, и мне показалось, что повторяется история Стэна Бертока. Радек со товарищи подсунули эту версию на тот случай, если мы разобрались со Стэном и его самоубийством. Я удивилась, что Тай Делсон не усомнилась в ней. Думала, она умнее.
— Может, смутилась, поскольку первая заговорила о Пандерене.
— Ты оправдываешь ее? Понимаешь, что это означает, не так ли?
— О, как я пожалею об этом. И что же именно?
— Она к тебе неравнодушна. И ты этим доволен.
— Не уверен, что это правда.
Кэт засмеялась:
— Тогда, может, это ты к ней неравнодушен? Я знаю, между вами что-то есть.
— Кэт, — спросил Вэйл, — для тебя это важно?
— Нет!
— Кэт-тии, — поддразнил он ее.
— Нет, — повторила она, понимая, как неубедительно это звучит.
— Очень жаль.
Судя по тону, Вэйл больше не шутил. «Очень жаль». Что это значит? Она решила, что ей совершенно все равно. У нее нет времени разбираться в мотивах Вэйла. Она могла только сделать вид, будто замечание не произвело на нее никакого впечатления. Но конечно же, произвело. Кэт поправила зеркало заднего вида, словно стала очень бдительной с тех пор, как накануне за ними устроили слежку. Понимать намерения мужчин, по крайней мере самые элементарные, никогда не представляло для нее труда, однако Вэйл, с первой минуты на крыше в Чикаго до своего последнего замечания, приводил ее в недоумение.