— Девочки, — вдруг раздался тоненький и очень жалобный голос Анюты, — а я кем буду? Я тоже хочу быть с вами!
— Ну, конечно же, директором детского сада! — вскричала Катя. — Это же ясно! Ведь у нас там будет замечательный детский сад. Согласна?
— Да! — сказала Анюта. — Согласна! — И она легко вздохнула.
— А Зинаида пусть будет редактором газеты, — сказала Мила. — Или какого-нибудь журнала.
— А я? — вдруг закричала беленькая Нюрочка. — Меня-то вы одну оставили?
— Нет, — воскликнула Катя, — и ты будешь с нами. Ну, кем ты хочешь быть? Кем?
— И вот, — засмеявшись, сказала Наташа, — и вот выходит, что мы, всем нашим домом переехали в будущую жизнь… И всем нашлось место.
— Что ж, — сказала Клава, — это хорошо!..
Потом Наташа и Катя перелезли в свои кровати, расправили одеяла и улеглись.
— Даже странно, — прошептала Катя, — даже странно и не верится, что это наш последний вечер здесь.
И вдруг Наташа порывисто поднялась и села.
— Катя, — сказала она, — знаешь, я лучше тебе сейчас скажу. Прямо сейчас. Только ты не обижайся.
— Нет, — с удивлением проговорила Катя, — я не обижусь.
— Знаешь, Катя… только прошу тебя, пожалуйста, не обижайся… Знаешь, Катя, я отсюда никуда не уеду…
— Наташа! — Катя вскочила и вся повернулась к Наташе. — Наташа… Почему?
— Нет, только ты ничего плохого не думай. Я просто не могу отсюда уехать… Нет, не могу я уехать из нашего дома! И потом, я ведь послала бабушке письмо, и может сюда притти ответ, и…
— Наталья! — вдруг строго прикрикнула Мила. — Наталья, не дури!
— И ничуть я не дурю! — воскликнула Наташа. — Чем же я дурю? Если я так решила.
— Наташик, — на всю спальню взвизгнула Анюта, — значит, ты остаёшься с нами! — И она, перепрыгивая через все кровати, кинулась к Наташе.
Чайка стояла у крыльца и, переступая с ноги на ногу, терпеливо ждала: скоро ли наконец замолкнут эти бесконечные прощальные возгласы и кучер Ксения прикажет трогать?
Катя, закутанная поверх шубы, шапки и платка ещё и одеялом, сидела в санях, около своей мамы.
Уже она в который раз поклялась писать всем и каждому не меньше чем по два письма в неделю. Уже Анюта, проливая горькие слёзы, твердила, что просто не переживёт этой минуты. Уже у Милы вдруг начался сильнейший насморк и она потребовала у Клавы носовом платок, но почему-то стала тереть не нос, а глаза. И Женя Воробьёв с насмешкой повторял, что в жизни не видал столько нежностей… Уже по крайней мере десятый раз младшие мальчики Борис и Николка пристраивались на сани, чтобы прокатиться до ворот, а Галина Степановна десятый раз сгоняла их с саней, уверяя, что они свалятся.