Кроме того, терпеливый и невозмутимый охотник был совершенно непрозрачен для ментального прощупывания. Он как бы поглощал направленное на него внимание подобно тому, как темная ткань поглощает солнечный цвет. И самое странное, он чувствовал попытки Йарры обнаружить его, чувствовал их и был немного смущен этим обстоятельством. Это девушка уловила безошибочно. В глубине куста билась слабая рябь удивления. Паук ничего не мог с этим поделать, хотя прекрасно осознавал, что выдает себя с головой. Слишком мало было такого, что могло привести этого невозмутимого хищника в смущение, и он не смог побороть этого нового для него чувства.
Йарра подобралась, готовясь встретить восьмилапого стрелой. Потом она намеревалась отбиваться еще не потухшей головней, которая чадила у нее под ногами. Шансов победить паука в бою у нее не было, но девушка никогда не встречалась с существами, которых люди из Долины называли «Порчеными».
Но вдруг руки ее опустились, как плети. Лук бессильно повалился в траву. Во всем теле появилась свинцовая тяжесть, члены оказались скованными неведомой силой. Душу заполнила медленно вползающее облако беспросветного ужаса. Остановившимся взглядом беглянка следила, как паук спрыгнул со своего насеста и неторопливо двинулся к ней через поляну.
Это был огромный смертоносец, бока которого украшали многочисленные шрамы. Лапа его ступали по траве неслышно, едва приминая тугие зеленые стебли. Паук смаковал свою мгновенную победу, постепенно нагнетая в неподвижной жертве чувство ужаса и паники, лишающей волю самой возможности к сопротивлению.
Однако, что-то продолжало смущать восьмилапого. Он не торопился приближаться, двинувшись в обход замершего столбом человека. Что-то было не так. Человек не падал в траву, пряча глаза от своего убийцы, дыхание его не рвалось из груди, словно в немом рыдании, кровь не билась в жилах, словно у загнанного оленя. Дыхание двуного оставалось спокойным. Прислушавшись к состоянию человека, паук понял, что мозг жертвы не парализован, а паника, которой объятое непостижимое существо, всего лишь та паника, которую он сам нагнетал в нее, тратя колоссальные силы. Силы медленно покидали паука, словно бы уходя в песок. Он уже затратил их столько, что мог бы парализовать нескольких оленей, находящихся в разных местах поляны.
Перебирая лапами, паук еще раз обошел кругом неподвижную фигуру, не решаясь к ней приблизиться. Он почувствовал, что двигательные центры двуного постепенно освобождаются от контроля его воли. Паук подобрался. Он был необычайно зол. Никогда еще млекопитающие не могли так долго и успешно противиться его грубому натиску. Следовало одним ударом хелицеров разорвать ненавистное тело, начавшее уже шевелиться, впрыснуть яд и приняться не торопясь, обстоятельно пожирать его.