— Один давний знакомый как-то сказал мне: главное — никогда не отчаиваться, даже если падаешь с утеса. До земли путь неблизкий; мало ли что может случиться, пока летишь.
Брут громко рассмеялся. Это неожиданный ликующий смех преобразил его до неузнаваемости. Джек уже не замечал ни шрамов, ни переломанного носа.
— Хотел бы я познакомиться с этим человеком! Такой образ мыслей достоин настоящего рыцаря!
— При жизни он тебе бы, пожалуй, не понравился, — возразил Джек, вспоминая, что Олав Однобровый имел пренеприятную привычку сперва наносить удар, а уже потом задавать вопросы.
— При жизни? То есть он умер? — уточнил Брут.
— Он погиб в битве с гигантским тролльим медведем. Но медведя он все-таки убил, — добавил Джек.
Брут пристально воззрился на мальчика.
— А ты не так прост, как кажешься на первый взгляд, придурок.
— Я не придурок, — запротестовал Джек, вызвав очередной взрыв смеха.
Кормление продолжалось к обоюдному удовольствию, если не считать того, что всякий раз, неудачно пошевелившись, Джек морщился от боли. Брут молол языком не переставая: возвращаться к рутинной работе он явно не торопился.
— А как с тобой эта болезнь приключилась? — полюбопытствовал он наконец.
Джек рассказал рабу о прекрасной даме, что возникла из тумана.
— Она замахнулась на меня рукой — и я рухнул без чувств и пришел в себя уже здесь, — докончил мальчуган. — Я не сумасшедший. Я вправду ее видел.
Раб застыл неподвижно, словно к чему-то прислушиваясь. Снаружи просачивались звуки монастырской жизни: удары топора о дерево, громогласные распоряжения, топот ног. Наконец Брут встряхнулся — и вернулся в настоящее.
— Тебе это все не приснилось. Это была «эльфийская стрела».
Дверь распахнулась, и вошел тот самый монах, что пытался лечить Джека.
— Ах ты, свинья ленивая! — заорал монах. — Повар дров уже заждался. Ты заслуживаешь двойной порки!
На глазах у Джека Брут преобразился до неузнаваемости. Он ссутулился; на лице его застыла придурковатая гримаса.
— Прощения прошу, добрый господин, — заныл он. — Не сердись на беднягу Брута! Что взять с жалкого человечишки?
— Ох, да убирайся уже! — в сердцах рявкнул монах.
Раб выбежал за дверь.
А монах между тем суетился вокруг Джека: принес потрепанное одеяло и хорошенько укутал мальчика.
— Я все ждал, когда ты проснешься, чтобы дать тебе лекарство. Тебе повезло. У меня на полке, по счастью, есть немного земли с могилы святого Освальда. Ну, с одной из его могил.
И монах гордо продемонстрировал Джеку горшок, доверху полный чернозема — такого, казалось бы, везде полно.
— Эта земля с того места, где зарыли голову святого Освальда. Язычники предали его мученической смерти, а затем расчленили тело и закопали по частям в разных местах. Голову захоронили на Святом острове, так что она дважды благословенна. Я всегда говорил: та земля, что с примесью головы, — самая лучшая.