В публике поднялась новая волна криков и истеричных воплей. Ник, смотревший на публику сверху, слегка побледнел, а Гера попятился и пятился, пока не наткнулся спиной на дверь. Внизу царил полный хаос – руки людей превращались в ступни, человеческие головы преображались в песьи и кошачьи морды, одежда на их телах испарялась, а сами тела покрывались густой шерстью.
– Нет живого и мертвого! – продолжал вещать Спекторский. – Живые люди – как бы живые! Мертвые – как бы мертвые! Ибо нет жизни и нет смерти! А есть только вечное Ничто!
Что-то изменилось в воздухе – словно он дрогнул от чьего-то жаркого дыхания, а затем раздался тихий звук – то ли трепещущие на ветру флаги, то ли шелест крыльев, а затем цирк стал наполняться тенями.
– Бабушка! – крикнул кто-то.
– Отец, ты жив!
И снова крики, вопли, возгласы, хохот на грани плача. Люди обнимали своих умерших родственников, которые восстали из могил силой искусства Спекторского, вынырнули из небытия, будто из глухого омута, чтобы прижать к своим холодным телам тех, кто еще шествовал по пути, ведущему к смерти.
…Шоу закончилось через полчаса. Зрители, бледные от страха или же раскрасневшиеся от волнения, сидели на своих местах, пораженные до глубины души, испытавшие небывалое, прошедшие через кошмар, превращения и смерть, чтобы снова возродиться к жизни. Это было то, что греки называли катарсисом.
Спекторский, уставший, бледный, но высокомерно и торжественно гордый, удалился со сцены за кулисы.
Когда Ник Бойцов и Гера отворили дверь гримерной, перед глазами у них повисло густое облако табачного дыма.
Иллюзионист сидел в кресле с дымящейся сигарой в руке. На его столе стояли бутылки саке и полупустой стакан. Темные круги от стакана были отпечатаны на афишах и программах, разложенных на столе.
Илья Спекторский взглянул на них сквозь густое облако дыма, прищурился и произнес насмешливым, самоуверенным голосом:
– Детектив Ник Бойцов. Вас по-прежнему называют Питбулем?
Ник посмотрел на иллюзиониста и спокойно ответил:
– В моей жизни ничего не изменилось, Илья.
– А в моей за последние пару дней произошли большие перемены. Вы о них, вероятно, уже слышали.
– Думаю, да.
Ник снял шляпу и швырнул ее на стол.
– Налить вам выпить? – осведомился Спекторский.
– Да, пожалуй.
– Садитесь на диван.
Ник и Гера уселись на пластиковый надувной диванчик, стоявший у стола – полную копию дивана времен Людовика Пятнадцатого. Иллюзионист – один за другим – выдернул из воздуха два новых стакана и поставил их на стол. Затем взялся за бутылку саке.
– То, что вы видели – мое последнее выступление, – сказал Спекторский, разливая напиток по стаканам. – Я уже получил уведомление от руководства цирка о расторжения договора со мной.