Сколько времени потребуется на то, чтобы воткнуть в землю факел и отсчитать двести ударов сердца? Пожалуй, в погоню за нами пустятся минуты через три. Я взглянула на девушку. Губы чуть приоткрыты. Я разозлилась. Млеет под рукой мужчины! Даже слегка прижалась к нему спиной! Значит, сердце будет биться быстрее. В конце концов, она рабыня, как и мы. Взяли бы боска, считали бы удары его сердца! А то вон как возбудилась, нам совсем не останется времени прятаться! Пожалуй, больше двух минут и не получится. К тому же, как только закончат отсчет времени, как только тело ее сослужит свою службу в качестве секундомера в вечернем состязании, она будет принадлежать ему, так что неудивительно, что она так возбудилась. По-моему, это нечестно. Но что сетовать! Что честно, что нечестно – решают мужчины. Как им нравится – так и сделают. Мужчины решают. Женщины подчиняются. Хозяин есть хозяин. Рабыня есть рабыня.
У правого края выстроенной вдоль линии шеренги стояла Этта. Рядом – Марла, потом Донна. Я – между Донной и Бусинкой. Дальше – Чанда, и у левого края – Лена.
– Не хочу я бегать на потеху деревенщине, – твердила Бусинка. – Я была свободной.
– Я тоже была свободной, – сказала я.
– Но теперь ты рабыня.
– Ты тоже! – выпалила я.
– Бусинка хочет еще кнута? – спросила Лена.
– Нет, госпожа, – поспешно ответила та. Лену Бусинка боялась. Почти с самого начала ее – в основном из практических соображений – поручили заботам Лены. Впереди Лены ставили на цепи, под ее надзором Бусинка обычно выполняла то, что ей прикажут.
Захватив леди Сабину, мы вернулись в лагерь, укрытый в ложбине, куда не так давно привел меня, свою новую рабыню-варварку, мой хозяин. В первый же вечер леди Сабину, сорвав с нее одежду, опрокинув навзничь, привязали, как до этого и меня, вниз головой к стволу поваленного дерева с белесой корой. В тот самый миг, когда от ее тела отняли раскаленное железное клеймо, она утратила какую бы то ни было политическую ценность. Отныне она рабыня. Отвязав, ее швырнули к ногам хозяина.
– Надо дать тебе имя. Сабина… Сабина… – задумчиво проговорил он. – А! Твое прежнее прекрасно подходит для рабыни.
– О, нет, нет, хозяин! – разрыдалась она.
– У тебя было очень удачное имя. Казалось бы, имя свободной женщины, но в нем пряталось имя рабыни. Теперь его секрет раскрыт, ты можешь, не таясь, носить свое истинное имя, то, которое подходит тебе лучше некуда. И я властью хозяина нарекаю тебя…
– Прошу тебя, хозяин! – Ее душили слезы.
– …Бина! – провозгласил он.
Она рыдала, спрятав лицо в ладонях. Горианское слово «бина» означает бусы рабынь.