Рука, сжимающая покрывало, отбросила его прочь. Мое лицо открыто. От стыда я зажмурилась. Краска бросилась в лицо. Словно сорвали последний клочок вуали, выставив меня на всеобщее осмеяние. Вот о'ни, как на ладони – все чувства, все мои переживания. Стоя с открытым лицом перед мужчинами, даже в платье почувствовала я себя обнаженной рабыней.
– Да свободная ли ты, красавица моя? – спросил главный.
Покрывало сорвано, вот они – мои губы. Открыты перед ним, перед его губами, его языком. В его глазах свободная женщина без покрывала – все равно что рабыня. Я взглянула на него.
– Отпусти петлю, – велел он державшему ремень воину.
Тот повиновался. Ремень свободно повис на моем запястье.
– Свободной женщине не пристало ходить на привязи, – объяснил он мне.
Обошел вокруг меня, разглядывая пристально, словно раздевая.
– Ты свободная, красавица моя? – Вынул из ножен меч. Я вздрогнула. – Свободная? – Меч коснулся моей левой лодыжки, медленно, словно любопытствуя, пополз вверх, поднимая подол платья. – Надеюсь, – проговорил он, – ради твоего же блага, что ты свободная. Иначе добра не жди.
Меч скользил вверх по ноге. Платье поднималось все выше.
– Сними туфли, – приказал он.
Я, дрожа, повиновалась.
Еще выше, еще, вот лезвие меча уже у колена.
Три рабыни не спускали с меня встревоженных глаз.
Вот платье уже на дюйм выше колена.
– Для свободной, – пробормотал он, – ты довольно хорошенькая.
– Предводитель! – позвали снаружи. – Люди готовы.
– Сейчас приду, – бросил он и снова внимательно посмотрел на меня. Кажется, разозлился.
– Ты нас одурачила, – вкрадчиво начал он. В голосе зазвучала неприкрытая угроза, – так что надеюсь, что ты свободная.
Лезвие поползло еще выше. Меня трясло.
– Однако, – заметил он, – ножки ничего. Вполне подходящие для рабыни. А может, это и есть ножки рабыни?
Все. Подол поднят до бедер. Кожу холодит сталь. Негодующе вскрикнули мужчины. Отпрянули, задыхаясь от ужаса, рабыни.
– Так я и думал, – объявил главный. Отступил назад, но меч в ножны не убрал. – Даю тебе двадцать инов, чтобы снять одежду свободной женщины и обнаженной лечь у моих ног.
Обезумев от отчаяния, я, рыдая, сорвала с себя платье и бросилась к его ногам. Он горианин, мужчина, хозяин. Я – рабыня.
– Поза связывания! – прорычал он.
Я лежала, распростершись у его ног. Для лежащей девушки поза связывания означает скрещенные за спиной руки и сдвинутые лодыжки. Я мгновенно приняла требуемую позу.
Никаких чувств не отразилось на его лице. Да и для всех присутствующих ровно ничего особенного в этом не было. Кто я? Всего лишь лежащая у ног мужчины рабыня, которой велено принять позу связывания. Никто, включая и меня самое, ничего другого и не ожидал. Неповиновение? Немыслимо! Рабыни на Горе повинуются всегда.