Кусты обрывались, река поворачивала, вдаваясь в берег. От заводи отходил в реку старый каменный причал. Пожилой мужчина в фетровой шляпе и пальто кормил чаек. Теперь они кричали - грустно и пронзительно.
- Я тоже чайка, - вдруг прошептала Дамья.
- Что? - не понял я.
- Я тоже кричу! - она повернула ко мне печальное лицо. - А меня не слышат. И ты не слышишь.
Так, сейчас начнутся актерские стенания и причитания, позы и угрозы, стра- сти-мордасти. И все - фальшиво, знакомо, надоело.
Но почему не поют дрозды?
Белые чайки носились над рекой, подбирали зерна, которые незнакомец бросал в воду - широко, далеко от берега.
На каменном причале, обломанном то ли временем, то ли людьми, сидели грязные голуби, а по воде скользили два лебедя, те самые, что летели мимо. Как подводные лодки с поднятыми перископами.
В заводи плавали три маленьких лебеденка, совсем крошки. Так вот куда летели лебеди!
Пьер задумался. Поразительная панорама, особенно если снимать с противоположного берега: мы, идущие в кустах, - мелькнем и снова появимся.
Затем исчезнем в них. какой красивый кадр!
Сюрпризы осени удивительны.
Необычно четко проступает другой берег - и белые дома, и дальняя колокольня, и пустое поле, и серая кайма дороги.
Четко, как в бинокле.
Ближе и острее восприятие окружающего. С того берега.
Мрачно, холодно.
И дрозды не поют.
Может, она придумала, что они поют?
32
Запись по фильму
Волосы под мышками у девушки, загорающей на залитом солнцем пляже. Еще один наплыв — морской еж, у которого слегка подрагивают иглы. Снова наплыв. Голова другой девушки, снятая почти вертикально сверху и окруженная каше в виде диафрагмы. Диафрагма открывается, и мы видим, что эта девушка окружена толпой, пытающейся прорваться сквозь полицейский заслон. Стоя в центре круга, девушка старается подцепить палкой с земли отрезанную руку с накрашенными ногтями. Один из полицейских подходит к ней, резко ее отчитывает, затем нагибается, подбирает руку, заворачивает и кладет в коробочку, которая была на шее у велосипедиста. Он передает все это девушке, в ответ на ее благодарность по-военному отдавая честь. Следует подчеркнуть, что, когда полицейский передает девушке коробку, она страшно волнуется и это волнение буквально изолирует ее от всего происходящего. Она потрясена и словно вслушивается в отдаленное эхо церковной музыки, быть может, связанной с ее ранним детством. Удовлетворив свое любопытство, толпа рассеивается.
Брови Горгулова сошлись к переносице.
- А зачем врал про зверинец?
- Ничего не врал, я в нем служил.
- Снова врешь! Как ты мог ветеринаром служить? Вы посмотрите на этого лгуна! - поэт снова перевел глаза на молчащего Пьера.