Фридрих Вильгельм, безоговорочно веривший в своего личного Бога, держал перед ним ответ, как ротный командир перед командиром полка, а все вопросы вероисповеданий разрешал с легкостью и терпимостью, удивительной для эпохи, все еще управляемой догматизмом и даже фанатизмом. Если король не был болен, он посещал богослужения ежедневно, как в резиденциях, так и в своих бесчисленных инспекционных поездках. Он сидел в церкви со сложенными ладонями и взглядом, устремленным на изображение Спасителя, а его голос, то громкий, то скрипучий, завершал мессу в общем хоре. Ему было совершенно все равно, какие молебны посещать — реформатские или лютеранские. Лишь бы они были достаточно простыми, понятными каждому, идущими от сердца и полезными для души. «Прочный град — наш Бог» — это радостно-упрямое изречение Мартина Лютера исходило будто из его собственной души, являясь личным убеждением, а не внушением, сделанным церковью. И когда пастор Ролофф, безмерно ценимый королем, отказался благословить поочередное проведение в церкви Фридрихсфельде реформатских и лютеранских богослужений, ссылаясь при этом на «непреодолимые душевные трудности», Фридрих Вильгельм ничего не мог понять. Разве Богу предъявляют одежды? Разве не предстают перед ним, храня лишь любовь и верность внутри себя? В это время король был в Вустерхаузене. Он велел перенести стол на террасу и написал Ролоффу письмо, по-детски наивное и насыщенное непревзойденно-бесхитростной мудростью:
«Ваши возражения я считаю злой шуткой. Разница между двумя нашими евангелическими религиями в действительности не что иное, как поповские дрязги. Разница тут только внешняя. Когда это начинают проверять, именно так и оказывается: одна и та же вера во всех мелочах. А вот стоя на кафедре, пасторы начинают разводить соус, один другого гуще… В Судный день им придется дать Господу отчет в том, что они спорили с кафедр, возбуждая бесплодное умствование, а истинное слово Божье в их устах не было единым. Действительно хороши священники, сказавшие: мы терпели друг друга и только умножали славу Христову. Священников, пришедших за вечным блаженством, не спросят: ты лютеранин или кальвинист? Господь спросит: исполнял ли ты Мои заповеди или ты проводил диспуты? Он скажет: прочь от Меня, спорщик, в огонь и к дьяволу! Но те, соблюдавшие Мои заповеди, придите ко Мне и в царство Мое…»
Фридрих Вильгельм хотел войти в царство небесное. Он считал себя набожным королем и никогда не чувствовал себя деспотом. Он жил просто и безыскусно, смотрясь в зеркало самокритики и не сомневаясь в самом себе. Король не заглядывал внутрь себя, так же как не исследовал глубин души другого человека. Он видел лишь часть мира, доверенному ему Богом, дабы он владел ею и переделывал ее. Ему никогда не приходило в голову, что подданные его боятся, что «чернильные души», несчастные придворные шуты и слуги способны его ненавидеть. Все они его слушались, и точка. Но ведь и он должен был слушаться — слушаться Бога, каким он его воображал. Созданное им представление было произвольным и вполне оправдывало его безгранично деспотичную натуру. Но этого Фридрих Вильгельм не понимал никогда.