В полдень под звон всех городских колоколов праздничная процессия покинула дворец, дабы по дорожке из алого сукна пересечь дворцовую площадь и пройти в церковь. На площади толпилась необозримая людская масса, во все глаза рассматривавшая королевскую процессию. Впереди шли литаврщики и трубачи; за ними — представители сословий и Кёнигсбергского университета. Затем пронесли государственные регалии: канцлер нес флаг, ланд-гофмейстер — яблоко «державы», обер-бургграф — государственный меч. Далее шел двенадцатилетний кронпринц Фридрих Вильгельм — его голубые глаза и свежий цвет лица умилили женскую часть публики. Следом шагали король Фридрих I и его супруга, королева Софья Шарлотта; над их головами десять дворян держали малиновый балдахин. Фридрих был одет в ярко-красный камзол со множеством бриллиантовых пуговиц ценой в 100 тысяч талеров каждая; камзол покрывали пурпурная мантия и горностаевая накидка, одна застежка которой стоила 100 тысяч талеров; на вершине огромного парика красовалась золотая корона, украшенная сверкающими алмазами. Так же роскошно оделась и королева, сопровождаемая двумя маркграфами.
У входа в церковь королевскую пару встретили два свежеиспеченных епископа: Бернгард фон Занден, прежде главный священник придворных лютеран, и Бенджамин Урсинус фон Бэр — до того главный реформатский священник двора. В церкви они помазали елеем руки и головы короля и королевы. Затем епископ Урсинус прочитал стих 30 из 2-й главы Первой книги Самуила: «Я прославлю прославляющих Меня, а бесславящие Меня будут посрамлены». Фридрих сам отыскал это место в Библии; он наслаждался каждым словом. Это его день, которого он так долго ждал, не теряя надежды! Все получалось, как он хотел, чинно и величественно. И все же король едва не вышел из себя, заметив, что его смертельно скучавшая жена, отнюдь не обрадованная «маскарадом», во время богослужения приняла добрую понюшку табака. (Эту привычку она передала по наследству и своему внуку.) Возмущенный король послал к ней камергера, и Софья Шарлотта смирилась. Ее сын, внимательно за всем наблюдавший, гневно сдвинул брови. Насколько глубоко он любил свою мать, настолько же резко не принимал ее равнодушия к религии.
По выходе из церкви тайный советник фон Штош разбросал среди публики золотые и серебряные монеты с изображениями новой королевской четы на сумму 6 тысяч талеров. Праздник был продолжен в дворцовом зале Московитов. Два обер-гофмейстера подавали их величествам кушанья на золотых блюдах; во время трапезы прислуживали двадцать семь камер-юнкеров. По правилам испанского церемониала, каждая золотая тарелка проходила через десяток рук, прежде чем оказывалась перед королем или королевой.