Я припал губами к ее руке, в самом деле нежнейшая кожа, все-таки в аристократизме что-то есть, особенно в потомственном, порода шлифуется. Потомственный аристократ и простолюдин — это как породистый пес и дворняга.
— Простите, леди Сесиль, — ответил я и сам ощутил в своем голосе сожаление, — мне надо идти. Подходит мой черед кричать Ave Cesar…
— Я не знаю такой молитвы, — ответила она горячо, — но я буду молиться за вас как умею.
Первым из южан, не дожидаясь mêlée, бросил мне вызов сэр Гогенштальд. Он не выглядел богатырем, хотя все пятеро южан смотрятся как отборный спецназ среди стройбата. Я предположил, что меня все же не восприняли всерьез даже несмотря на то, что я одолел Зингерлефта. Он, дескать, был пьян, потому и погиб, из-за чего на меня стали смотреть с неодобрением даже те рыцари из окрестных земель, кто вел себя прилично. Мол, разве можно так поступать с пьяным, нечестно. Хотя я не понимаю, почему пьяному можно прощать то, за что трезвого изрубили бы на куски.
По сигналу маршала мы ринулись навстречу один другому. Гогенштальд начал опускать копье, но задержал под углом, я понял, что он постарается шарахнуть меня в шлем, а это почти наверняка сбрасывает с коня. Я же держал копье прямо, все-таки щит — мишень покрупнее, да и то не промахнуться бы…
Мы сшиблись на середине поля, в последний момент я откинулся назад, по шлему ударило, будто молотом, послышался скрежет. Я с трудом выровнялся, на трибунах — крики, шум, аплодисменты. Оглянулся, Гогенштальд старается удержаться в седле, тоже кое-как удержался, вернулся на свою сторону.
Маршалы посовещались, герольд их выслушал и провозгласил:
— Поединок за сэром Ричардом!.. Сэру Гогенштальду засчитано поражение за потерю стремени!
Я слез с коня, колени подрагивают, сэр Смит бурно поздравил, я отмахнулся.
— У меня в ушах звенит. Что со шлемом?
— Небольшая царапина, — заверил он.
Он помог мне стащить шлем, царапину в самом деле едва видно, это мне казалось, что острое лезвие копья вскрыло стальной шлем, как консервную банку.
— С Цедером будете сражаться? — спросил он кровожадно.
— А что, он…
— Да, ударил копьем в ваш щит. Да еще с такой злостью ударил!
— Буду, — ответил я. — Дайте только копье покрепче.
Я сбросил и Цедера, и фон Эльба, и даже фон Клаузенца. Похоже, мой конь знал все эти трюки, мне нужно было только упереть копье тупым концом в специальную выемку в седле, а самому стараться не промахнуться по скачущему навстречу всаднику. Вообще-то, наблюдая за схватками на копьях, у меня зародилось сильнейшее подозрение, что три четверти победы принадлежит коню, а не всаднику. Когда попадаешь копьем в летящую навстречу закованную в железо гору, никакой силач не удержит копье: весь удар принимает на себя конь через укрепленное на нем седло.