— Как это у тебя все легко и просто! Сошлись, разошлись… — с досадой попенял ей Ключников.
— Нет, — она вдруг печально покачала головой. — К сожалению, не легко. И не просто.
— Друзья! Приятели! Звонки! Компании! Надоело!
— А кто тебя заставляет? — спокойно спросила Аня. — Это моя жизнь. Моя! Не нравлюсь, скатертью дорога!
Она включила телефон, он тотчас зазвонил. Аня сняла трубку и стала обсуждать с кем-то художественную выставку, но Ключников уже не слушал. Он поднялся, отыскал сумку, побросал в нее вещи и вышел, не прощаясь.
…дома Бирс застал плачущую мать: Джуди исчезла. Она вышла в булочную, но домой не вернулась, мать не знала, что и думать. Антон быстро спустился вниз, расспросил старух, посиживающих во дворе: Джуди видели, когда она направлялась в булочную, и после, когда возвращалась с хлебом. Антон позвонил в квартиры на первом этаже: в одной слышали за дверью женский крик, в другой старик успел заглянуть в глазок и увидел, как какие-то люди скрылись за шахтой лифта; подробностей старик не разглядел.
Бирс внимательно осмотрел лестничную площадку перед лифтом, обнаружил землю и множество следов — весь пол был истоптан, словно несколько человек топтались в грязной обуви. Узкий проход вел за шахту лифта, откуда спускалась лестница в подвал. Обычно решетчатую дверь запирали на большой висячий замок, но сейчас она была лишь прикрыта: стоило ее толкнуть, и она со скрипом отъехала в сторону.
Снизу на него повеяло зловещей тишиной и темью. Крутые ступеньки уходили в темноту, как в воду, — уходили и исчезали бесследно. Бирс понял, что без света не обойтись. Он поднялся домой за фонарем и, посвечивая, стал осторожно спускаться.
Каждая ступенька давалась с заметным усилием: он замирал, прислушиваясь, потом делал новый шаг. Подвал оказался глубоким, Антон спустился на три лестничных марша, плотная тишина окружала его со всех сторон. Он вдруг заметил белое пятно, медленно приблизился и все понял: то был полиэтиленовый пакет с хлебом. То ли Джуди уронила его случайно, когда ее вели, то ли бросила намеренно, чтобы указать путь тем, кто станет ее искать.
Подвал состоял из множества помещений и, казалось, не имеет конца. Антон крался в тишине, луч фонаря выхватывал из темноты грязные стены, пол, какие-то проломы, проемы… Озираясь, он остановился, чтобы поразмыслить: с одной стороны, его тянуло продолжать поиски, с другой, он понимал, что одному ему не справиться.
Антон поднялся домой, позвонил Першину, тот прислал дежурный наряд и приехал сам. Они осмотрели местность и сверились по карте. Дом стоял на склоне Красного Холма по соседству с Новоспасским монастырем. У подножия холма располагался обширный монастырский пруд, за которым тянулась набережная Москва-реки. Монастырь, как водится, был крепостью, имел несколько подземных ходов: один вел к реке, что и понятно было, выход к воде был необходим на случай осады; другой ход направлялся туда, где стояла когда-то Таганская тюрьма, взорванная после войны; третий ход шел на Крутицкое подворье и дальше, в старинные Алексеевские казармы, в которых с незапамятных времен по сей день размещалась московская гауптвахта.