— Что со мной случилось? — осторожно спросила она, не в состоянии вспомнить подробности.
— Автомобильная авария, мадемуазель, — печально сказал он. — Только Богу известно, каким чудом вас выбросило из машины до того, как она взорвалась.
— Взорвалась?
Он кивнул.
— Вас обнаружил какой-то мотоциклист, — он-то и сообщил в полицию. — Помолчав, он продолжал: — Вас привезли сюда без сознания. Вы были контужены, и поначалу мы даже думали, что у вас серьезная черепно-мозговая травма.
— Четыре дня… — произнесла она удивленно.
Образовалась гематома, — продолжал рассказывать со скорбным лицом доктор.
Но Джейми взглянула на Николаса:
— Ты все время был здесь?
— Почти, — кивнул он. — Известий от тебя не было, и я запаниковал. Вылетел сюда, но в отеле мне сказали, что ты не возвращалась. Тогда я позвонил в полицию, и там мне сказали, что с тобой приключилось.
— Ты же потеряешь свою работу! — сказала она.
Он покачал головой.
— Не волнуйся, тебе это вредно.
— Тогда она снова повернулась к доктору:
— Когда вы меня выпишете?
— Об этом мы поговорим позже, мадемуазель.
Трубки и капельницы сняли на следующее утро. Николас был рядом с нею. Он был все время рядом, и ее удивляло, когда же он спит. Теперь он пытался покормить ее завтраком. На подносе теснились тарелки с едой, лишенной всякого запаха.
— Да спал я, — заверил он Джейми в ответ на ее настойчивые расспросы и протянул ложку, подцепив с тарелки что-то непонятное на вид. — Ешь.
Она попробовала и скорчила гримасу.
— Существует, что ли, какой-то неписаный закон, по которому в больницах всех стран и народов кормят жуткой дрянью?
Он улыбнулся.
— Обещаю, когда встанешь на ноги, я поведу тебя в лучший ресторан города, — уговаривал он. — Но пока ты здесь, терпи и ешь что дают. Ну же, открой рот!
— Если я буду есть эту мерзость, я лишусь последних сил, — жаловалась она. — Но если ты настаиваешь… — Она с отвращением проглотила кусок чего-то безвкусного.
— Чем быстрее ты поправишься, тем быстрее мы вернемся в Париж, — пытался вдохновить ее Николас. Она наградила его скептическим взглядом и спросила:
— Разве тебя там что-то еще удерживает?
— Похоже, что нет. — Помолчав, он признался: — Я направил прошение в Госдепартамент. Решил оставить дипломатическую службу.
— Ты уверен, что так будет лучше? — с тревогой спросила она.
Он улыбнулся.
— Все твое дурное влияние, — посетовал он. — Я смотрел-смотрел, как ты скачешь по всей Европе, рискуя свернуть себе шею ради того, во что ты так пламенно веришь, да и спросил себя, а то ли я делаю, неужели я рожден только для того, чтобы протирать штаны в посольстве?