Дышать было трудно. Я открыла глаза.
С минуту осматривалась по сторонам, не имея сил сделать и шагу. Это было странное место, не просто заброшенное - застывшее, будто простоявшее в таком виде тысячелетия. Неба не было, был ровный потолок - однотонный и блеклый, слишком ровный, чтобы быть созданным природой. Воздух не пах и не двигался; ни единое шевеление или хруст не нарушало давний сон уснувшего, умершего плато. Здесь не могло быть жизни по определению, как не могло быть ни света, ни времени.
"Неживое. Это все неживое" - пронеслась одинокая мысль, из-за неестественной тишины показавшаяся слишком громкой даже для мне самой.
Что здесь, черт возьми, случилось, чтобы вот так? Это не последствия ядерной войны, и не внезапный людской уход - людей здесь никогда не было, просто не существовало с самого начала - я не предполагала, знала это.
"Будто пронеслись Лангольеры...."
От неосторожного движения соскользнул под каблуком камень, съехал набок и затих, найдя устойчивое положение. Звук этот тут же поглотила тишина - жадная и голодная, казалось, она питалась и моими выдохами, хрипловатым шумом, испускаемым корчащимися от пыли легкими.
Конверт....
Найти этот чертов конверт и назад. Мальчику Никите снова спасибо, но попадать сюда не хотелось, теперь становилось очевидным почему.
"Будь у меня любимая машинка, я бы плюнула на нее в ту же секунду...."
Но Никита пропал, забылся, стал таким же далеким, как и его серьезный детский голос.
"Интересно, из какой квартиры этот мальчик?"
Вяло текли секунды. Бытовые мысли помогали сознанию не угаснуть, не поддаться, как сделало остальное окружение, забытью. Казалось, плотный воздух сопротивляется движению, как это подчас бывает во сне - хочешь бежать, а будто залипаешь в разлитом невидимом меду.
Вперед, скорее.... Что-то с этим местом не так.
Загрохотали под ногами, соскальзывая, шаткие камни. Я пробиралась по ним с осторожностью канатоходца - одно неверное движение и дело кончится вывихнутой лодыжкой или сломанной ногой. Осмотр выявил и другие разрушенные здания - справа, позади, но стояли они далеко, кроме силуэтов неровно торчащих зубцов на фоне неестественно ровного неба, ничего не разглядеть.
Наступая на особо неустойчивые участки, приходилось помогать себе ладонями - вскоре они стали пыльными и царапанными об острые края. Валуны кусались, норовили осыпаться или обкрошиться в самый неподходящий момент, будто завидовали тому, что в ком-то еще теплилась жизнь.
Стена медленно приближалась. Находилась она недалеко, метрах в тридцати, но поход до нее растянулся, как мне казалось, на несколько часов. Я кашляла, прикрывала рот тыльной стороной ладони, но пыль все равно лезла везде - в нос, в уши, за воротник.