– Вы с ней не встретились?
– Нет, сэр.
Шарп неловко переминался с ноги на ногу. Сесть ему сэр Огастес Фартингдейл не предложил. Сквозь полуоткрытую дверь стрелок видел гостей Фартингдейла, обедающих в столовой квартиры, снимаемой сэром Огастесом за баснословную сумму в лучшей части города. Звякало серебро, приборы скребли дорогущий фарфор. У массивного буфета ожидала приказаний пара слуг.
– Вы с ней даже не встретились.
Звучало обвиняющее. По мнению сэра Огастеса, Шарп провалил задание. Сегодня полковник Фартингдейл был в цивильном платье, но его гражданский костюм нёс печать невыносимой воинственности, отличающей тыловиков: лаковые сапожки со шпорами; бриджи оленьей кожи; тёмно-красный вельветовый камзол военного кроя; жилет, перечёркнутый синей диагональю муаровой ленты с аляповатой звездой португальского ордена. Он сидел за конторкой, освещённый пламенем пяти свечей в тонкой работы канделябре, небрежно поигрывая ножом для разрезания бумаг. Седые волосы волной спадали по обе стороны лба, и были собраны на затылке в старомодный пучок. Капризно поджатые губы придавали неприятно-надменное выражение его лицу – лицу хорошо сохранившегося джентльмена средних лет, имеющего в довесок к тугой мошне достаточно воображения, чтобы распоряжаться ею в своё удовольствие. Полковник Фартингдейл повернул породистую голову ко входу в комнату и позвал:
– Агостино!
– Сэр? – услужливо отозвался невидимый лакей.
– Притвори дверь!
Дубовая створка захлопнулась, отрезав все внешние звуки. Сэр Огастес смерил неприязненным взглядом Шарпа, его измятую форму, покрытые слоем пыли лицо и руки (только-только прибывший во Френаду стрелок не успел привести себя в порядок) и холодно уронил:
– Маркиз Веллингтон глубоко разочарован, майор Шарп.
Длинная ручка ножа отстукивала дробь по полированной столешнице.
– У моей супруги очень обширные связи при португальском дворе, маркиза Веллингтона беспокоят возможные осложнения с португальским правительством.
– Да, сэр.
В понимании сэра Огастеса его слова должны были внушить Шарпу трепет перед столь важной персоной, как полковник Фартингдейл. Подразумевалось, что он допущен к высшим сферам полуостровной дипломатии, и с самим Веллингтоном накоротке.
Увы, единственное, что испытывал Шарп, слушая речи полковника, – это желание назвать того напыщенным болваном. Было бы интересно знать, что пишет Веллингтон, весточку о происходящих здесь событиях, наверняка, послали на север с одним из штабных адъютантов, которые, меняя лошадей, могли одолеть в день до девяноста километров. Сэр Огастес, мягко говоря, погорячился насчёт португальцев. Точно характеризовал отношение Уэлсли к мнению Лиссабона в сочетании со словом «глубоко» глагол «плевать». Глубоко плевать. Другое дело – испанцы. Мутная история с Адрадосом расползалась по Испании, обрастая обидными для национальной гордости потомков Кортеса и Писарро подробностями. Вот это могло огорчить Веллингтона. Компанию нового 1813 года предстояло вести по ту сторону границы. Британцы во всём будут зависеть от испанских союзников: хлеб и фураж, ночлег… даже мулы. Потофе совершил фатальную ошибку, бросив тень на англичан. Отныне для Веллингтона выжечь калёным железом заразу Адрадоса – первый шаг к победе в грядущей компании.