Но прежде хотелось взглянуть на оттиск рецензии. Он вспомнил, что написал о юной дебютантке. «Ее Маргарита будто с самого рожденья помешалась». Надо бы это вычеркнуть. У девочки прекрасный голос, и пела она чудесно. Зачем же отравлять ей радость успеха дешевым сарказмом?
Он позвонил в типографию и спросил, набрана ли рецензия. «Да, набрана». — «Можно получить оттиск?» — «Да».
В дверь постучали. Маркель.
— Ну, кончил свои дела? Пойдем ко мне, выпьем.
— Погоди, — откликнулся Арвид. — Дай только глянуть на рецензию.
— Да ну тебя, в самом деле. На верстке сидит старый Юханссон, а уж этот не ошибется. И руку твою разобрать легко, не наврут.
— Я кое-что хотел исправить…
— Нечего исправлять. Я прочел, все там в порядке. Идем! И, кстати, я похлопочу, чтоб тебе не сидеть ночь за ночью над версткой. Не думай, ты справляешься, даже слишком справляешься, потому-то я и забеспокоился о твоей судьбе! Юноша, владеющий искусством править верстку, больше обычно почти ни на что не годен и застревает на месте корректора до седых волос. Возьми, к примеру, старого Юханссона.
В общей комнате никого не было, свет не зажигали. А в кабинетике Маркеля горела лампа под ярко-зеленым колпаком.
Кабинетик соседствовал и с общей комнатой, и с пустовавшим кабинетом патрона.
Совсем юный господин в вечернем костюме сидел на диване и, кажется, дремал.
— Позвольте представить, — сказал Маркель. — Господин Шернблум, сын одного из моих пятидесяти или шестидесяти кузенов, — господин Хенрик Рисслер, автор непристойного романа, хоть, на мой взгляд, непристойности в нем ровно столько, сколько необходимо, чтоб не заснуть над книгой.
Обменялись приветствиями, и Маркель повернулся к Шернблуму:
— Нет, ты только послушай! Как тебе известно, Рисслер один из самых случайных и ненужных сотрудников нашей газеты. Утром он принес сюда свой посильный вклад, рассказик на двадцать пять крон. Но наша касса, на беду, оказалась столь же пуста, как карман автора. И Донкеру пришла в голову спасительная мысль. Он решил прочесть творенье, прежде чем платить за него! Но Рисслер человек покладистый, он не оскорбился. Нет! Он является сюда среди ночи, чтобы узнать, ознакомился ли Донкер с его трудом и открыта ли касса!
— Милый Маркель, — ответил Рисслер. — Врать ты мастер, это всякий знает. А пришел я сюда исключительно потому, что не успел в кабак, — засиделся в гостях. Там, кстати, был и Донкер.
— А, у Рубина… Этот дурак пастор тоже там был?
— Какой-то был, я не разобрал имени. Маркель так и взвился.
— Ага! Ну что я тебе говорил, Арвид! Арвид кивнул.