— Спасибо! Ваше здоровье!
Несколько дней спустя от Альмы Линдгрен пришел ответ.
«…Мой маленький Рагнар совсем меня позабудет. Но я не могу вмешиваться. Тебе и твоему отцу виднее. Устраивайте все, как знаете…»
* * *
В сентябре он вернулся в Стокгольм.
В первый же вечер по его приезде к нему пришла Дагмар и, не успев еще войти в дверь, разразилась неудержимым безутешным плачем.
— Деточка… Ну что с тобой?.. Что случилось? Она все рыдала, рыдала.
Наконец она успокоилась настолько, что уже могла говорить.
— Мачеха что-то прослышала про нас. И тут же насплетничала отцу. Не из низости, она не низкая, просто она не может без сплетен. Папа пришел в ярость, вызвал меня к себе. Сначала я думала отпереться, но мне сделалось так стыдно, так скверно, я почувствовала, что не могу… И я ему сказала.
— Что же ты ему сказала?
— Что мы тайно помолвлены.
Он молчал. Она молчала тоже.
— Да! — выговорила она наконец. — А что же, по-твоему, мне было сказать?
— О… о, конечно… Конечно, тебе больше нечего было сказать… Ну, и что же твой отец?
— Сначала он обозвал меня потаскухой, и как только не обзывал. А потом успокоился и сказал, что, если мы поженимся, он будет давать нам по две тысячи в год. О тебе он не сказал ни одного худого слова.
…Он стоял у окна, заложив руки за спину и уставясь в сентябрьские сумерки. «Тайно помолвлены». Одинокая звезда робко мигала на бледном осеннем вечереющем небе. Итак — он тайно помолвлен. Неожиданная новость…
Она обвила рукой его шею и шепнула ему в ухо:
— Неужели же тебе никак-никак невозможно жениться?
— Да, мне это кажется невозможно.
Она отпустила его шею. Оба молчали. Он все смотрел и смотрел в густеющую синь.
Вдруг он услышал у себя за спиной всхлипыванья. Она бросилась ничком на постель и рыдала, рыдала.
Он подошел к ней и взял ее лицо в ладони.
— Не плачь, — сказал он. — Ну, не плачь! Попытаемся сделать невозможное.
…И губы их слились в долгом поцелуе.
Два дня спустя Арвид Шернблум, облаченный в сюртук, звонил у дверей директора Ранделя.
Дагмар встретила его в передней. Его визита ждали.
В большой гостиной его приняла фру Хильма Рандель, вторая жена директора Якоба Ранделя.
Несколько лет назад у нее было другое имя и другой муж. Но как только директор Рандель овдовел, она тотчас потребовала у мужа развода и сделалась фру Рандель. Теперь ей было слегка за сорок, и ее округлые формы могли еще впечатлять. Ее видели на всех премьерах, с супругом и без оного, и почти на всех сколько-нибудь важных приемах, а раза два в печати даже отмечали достоинства ее туалета. То были счастливейшие минуты ее жизни.