Анд смутился. Девушка открыто смеялась над ним, но он все же сдержался, решив теперь следить за правильностью речи.
А она продолжала, как бы говоря сама с собой:
— Значит, все-таки дикий? Любопытно, что может сказать дикий человек?
— С кем я мог говорить? Кроме нас с матерью, не знаю грамотных.
— У нас тоже мало кто умеет читать.
— Мне можно подойти ближе? У меня нет острого кинжала. Есть только «тупой» дневник.
— Уж не рассчитываешь ли ты, что я стану его читать? — усмехнулась она.
— Он вовсе не предназначен для тебя.
— Люблю то, что мне не предназначено. Вообще люблю делать то, что не полагается.
— Ну конечно! Дочь вождя!
— Да, конечно! Дочь вождя вешних, которые неизмеримо выше вас, грязных бурундцев! — вдруг заносчиво воскликнула девушка, видимо, желая поставить юношу на место, не простив ему иронии.
— Почему же грязных? — улыбнулся тот. — Я сегодня переправлялся сюда вплавь. Одежду с дневником держал в руках. Так что я чистый.
— Я тоже приплыла, но не раздевалась. Теперь платье уже высохло. Мне его мама связала.
— Оно у тебя нарядное.
— Ты уверен?
— Я не уверен лишь в том, что оно сухое. — Уж не собираешься ли ты убедиться в этом?
— Не больше, чем ты хочешь познакомиться с моей тетрадью.
— Вот как? Тогда отдавай мне сейчас же свою глупую тетрадь! — И она угрожающе направила на него кинжал.
— Почему же глупую?
— Потому что ты бурундец!
— Зачем же грозить бурундцу кинжалом? Ты хочешь с помощью насилия убедиться в моей глупости?
— Наши предки считали женщин слабым полом. Если ты и впрямь что-нибудь усвоил из прочитанного, то о каком же насилии с моей стороны может идти речь?
— Тогда спрячь кинжал.
— Не раньше, чем ты отдашь тетрадь. Я возьму ее свободной рукой. Близко не подходи.
— Зачем тебе мой дневник?
— Чтобы узнать, какой ты.
Юноша, улыбаясь, уступил и только спросил:
— А у тебя нет дневника, чтобы я тоже мог узнать, какая ты?
— Вот еще! Это нескромно!
— Разве я не воплощение скромности?
— Стой, где стоишь, пока я не прочту твое творение.
— Наши предки могли бы у тебя кое-чему поучиться.
— Ты так думаешь? — лукаво спросила она, устраиваясь на подоконнике, предварительно вытерев с него пыль кусочком холста, который носила при себе, в отличие от бурундских женщин.
— Ты будешь первой, кто прочтет мной написанное.
— Я всегда предпочитаю быть первой.
— Для меня ты самая первая.
— Меня зовут Эльмой, — сказала она, перелистывая страницу.
Он любовался ее силуэтом на фоне разгорающейся за окном зари.
Она же читала, изредка бросая взгляд на юношу. Он послушно стоял там, где она велела.
Наконец она захлопнула тетрадь и, вздохнув: