В легком тумане берег вешних казался близким, хотя до него надо было еще плыть.
В мутной мгле Анду почудилось движение. Сделав несколько взмахов руками, он рассмотрел стройную вешнянку. Ничего не подозревая, она зачерпывала кувшином воду из реки, чтобы отнести ее домой, быть может, детям.
Эта мысль обожгла Анда.
Выскочив на берег, он до смерти перепугал ее своим криком:
— Бежать! Да-да! Спасаться! Предупредить всех! Да-да! Набег!
Бурундцы отстали от первого пловца, не разобрав его слов, но визга перепуганной женщины не могли не услышать.
Вешнянка опрометью бросилась к домам. Анд устремился за ней, чтобы предупредить внезапность падения. Конечно, он заслужит этим казнь на площади Синей травы, но им владело лишь одно чувство: он не может и не должен никого убивать!
Становилось светлее.
Навстречу юноше бежал, размахивая дубинкой, бородатый здоровяк, не уступавший ростом Анду, но вдвое тяжелее.
Он не слушал предупреждающих криков Анда. Тяжелая дубина опустилась на юношу, и, не подставь тот под нее свою дубину, схваченную за оба конца, как обучил его, еще мальчишку, отец, на этом бы кончилась повесть об Анде.
Ярости бородача не было границ. Он не ожидал такой ловкости от юного налетчика и обрушивал на него удар за ударом.
Анд едва успевал увертываться, не нападая сам.
Перед юношей был опасный противник, и он старался держаться к нему лицом.
Женский силуэт мелькнул перед ним. Та самая вешнянка, которую он спугнул своим криком, подкралась к сражающимся и, улучив момент, когда Анд повернется к ней спиной, отражая наскоки скачущего вокруг него разъяренного бородача, размахнулась кувшином с водой и со всего размаха ударила им по курчавой голове незнакомца.
Возможно, Анд подумал об этом много позже, но, может быть, мысль эта, вычитанная в Доме до неба, возникла в его мозгу, когда он падал, обливаясь кровью и теряя сознание.
«Ни одно благодеяние не остается безнаказанным».
И не заметил он уже, как замелькали мимо него мокрые ноги бурундцев.
Никто из них не склонился над ним, как и над поверженным бородачом и словно прикорнувшей к нему вешнянкой в красном.
Потом туман сгустился в сознании Анда и превратился в непроглядную тьму.
Когда он с трудом разомкнул веки, слипшиеся из-за спекшейся крови, то удивился, что заря не разгорается, а гаснет.
И теперь он уже видел мелькающие ноги своих соплеменников, уносящих добычу.
Истошно кричали женщины, которых насильники волокли за волосы.
У невежественных разбойников не было никаких плавательных средств: ни лодок, ни плотов. Единственным плотиком владел Урун-Бурун, ускользнувший на нем первым с ценной добычей.