Я представил себе, какая скользкая металлическая крыша в декабре.
– …расставили там свои петарды и подожгли все разом! Как только стемнело, в начале пятого. Вся продленка натурально обкакалась с перепугу! Теперь у нас на чердаках сигнализация стоит. Если открыть дверь, не набрав кода, такой вой на всю школу поднимается…
«Лучше бы было к ручке средненький такой ток подвести», – подумал я и устыдился собственной жестокости. Хотя жестокость тут ни при чем – все логично. Врубившаяся сирена не помешает пробраться на крышу. Ну, прибежит следом охранник или сам Вячеслав Андреевич, ну погонится за нарушителем порядка… Но нарушитель уже на крыше, и ничто не может помешать ему оттуда свалиться. Погоня этому даже способствует. А вот за ручку, находящуюся под напряжением, попросту взяться нельзя, чтобы дверь открыть. Постоишь-постоишь да и уйдешь какое-нибудь другое хулиганство придумывать. Интересно, как им удалось у охранника ключ от чердака увести? Охрана в гимназии приличная, даже очень – на посту не спят и ворон не ловят. У Вячеслава Андреевича не забалуешь – он хоть и целыми днями в кабинете сидит, а все видит и все знает. Профессионал.
– Одного не могу понять – какой смысл срывать уроки в нашей гимназии? – вздохнула Ольга. – Одно дело – обычная школа с ее заморочками, и совсем другое – мы!
Сказано это было с пафосом, достойным Эмили Леонардовны.
– Дети есть дети, – ответил я, прикидывая, в какой школе было больше заморочек – в той, где учился я, или же в «Пантеоне наук».
Пока что лидировала моя школа, но справедливости ради надо было учитывать и временной фактор. В своей школе я провел одиннадцать лет, а в гимназии – всего пару месяцев. И не в качестве ученика, а в качестве школьного врача…
У Марины была своя версия событий, довольно оригинальная.
– Это не ученики, – сказала она неожиданно. Мы сидели в кафе и беседовали о тонкостях фотоискусства, в частности о заваленных горизонтах. Поэтому я не сразу понял, что она имеет в виду.
– Есть у меня такое чувство, сугубо подсознательное ощущение, что это сделала Нинель…
«Нинелью» Марина называла завуча Нину Петровну, которую все остальные сотрудники за глаза звали Чучундрой. Прозвище «Нинель», вызывающее смутные французские ассоциации, подходило красивой и в какой-то мере утонченной Нине Петровне гораздо больше.
– Ей-то зачем? – Я не мог представить себе, как завуч срывает уроки в гимназии. – Или это шутка?
– Какие тут могут быть шутки? Нинель и шутки – две несовместимые вещи. Я ни разу не видела ее смеющейся – так, покривит губы, и все! – Марина допила кофе и посмотрела на часы. – Просто есть у меня такое предчувствие, а интуиция редко меня обманывает…