В смысле, я же любил Моги-сан. Даже если эти чувства мне внушил «0», сами они не были фальшивыми.
Почему же у меня нет выбора, кроме как произнести слова, которые причинят ей боль?
Ааа, ну конечно.
Я «отменил» эту «шкатулку». Я отверг желание Моги-сан. Я собираюсь дать ей погибнуть в аварии. Я не имею права говорить ей добрые слова.
Я раскрываю рот.
И все же выговорить это довольно трудно. Я колеблюсь, открываю и закрываю рот; потом вдруг ощущаю на языке какую-то соленую жидкость и вздрагиваю.
Не могу придумать, какие еще слова можно ей сказать.
— Пожалуйста, подожди до завтра.
Моги-сан печально опускает глаза.
Конечно, от этих слов ей больно. И все же — ее лицо меняется почти мгновенно. Она говорит мне:
— Спасибо.
…с улыбкой.
С улыбкой, идущей от самого ее сердца.
Аах…
Увидев эту улыбку, я наконец вспомнил.
Старый наш разговор.
Разговор, который влюбил меня в нее.
Разговор, послуживший толчком к нашей эфемерной любви.
Драгоценное воспоминание.
«Хосино-кун. Могу ли я попросить тебя звать меня Касуми?..»
«Э? Ч-чего это, так вдруг?»
«Может быть, тебе кажется, что это вдруг, но, знаешь, я все время хотела, чтобы ты так ко мне обращался».
«Вот… как».
«Ну… тебе это нормально?»
«Н-нормально…»
«И, и еще, это, в общем… можно я буду тебя звать „Кадзу-кун“?»
«Эээ… ну да, я не против».
«Л-ладно, попробуй меня позвать».
«…Касуми».
«…Пожалуйста, еще раз скажи».
«Касуми».
«…Спасибо».
«Уаа!.. Ч-чего ты плачешь?!.»
«Мм? Я плачу?»
«Еще как!..»
«Это… это из-за того, что я так счастлива, Кадзу-кун».
И К а с у м и рассмеялась, все еще со слезами в глазах.
Я никогда раньше не видел подобной улыбки.
Улыбки, полной чистого счастья.
Впервые в жизни я принес кому-то столько счастья. Это ощущение было совсем новым для меня, и я тоже почувствовал, что счастлив до краев.
Принести кому-то счастье — само по себе счастье.
Я был очень рад, что открыл в себе такую сторону, и Касуми, научившая меня этому чувству, стала для меня особенной.
Может, я примитивен.
Но та улыбка изменила меня, сомнений нет.
Я собираюсь стереть это воспоминание.
Я собираюсь стереть это заново узнанное чувство.
По-моему, это слишком жестоко. Мне кажется, в таком препятствии в самый последний момент совершенно не было нужды. Слишком жестоко — заставлять меня уничтожать такое своими собственными руками.
И все же — выбор уже сделан.
Выбор сделан давным-давно.
Я что хочу сказать, ведь даже это сожаление будет сразу стерто «Комнатой отмены», верно?
— Мария, могу я тебя кое о чем попросить?
Я хочу всего лишь, чтобы кто-то меня чуть подтолкнул, когда я колеблюсь.
— Давай.
— Ты знаешь, что я сейчас собираюсь сделать.