Решив на этот раз зайти с другого конца, я рассказал, что на самом деле в качестве частного сыщика расследую убийство Шахова. А его фотомодели или их родственники ― всего лишь подозреваемые, да и то предположительно.
Но взбудораженная Нинель воспринимала информацию выборочно. Точнее однобоко ― на этот раз она услышала только слово «родственники», которое чуть не спровоцировало очередной нервный срыв. Из ее сумбурной реакции я смог извлечь в конце концов некоторые связные сведения. Оказывается, давешняя костюмированная парочка, с которой я вступил в бой за обладание сей прекрасной девой, как раз и являлась представителями той самой категории «родственников» некоей девицы, с полгода назад попавшей в шаховские сети. Из каковых она если и выбралась, то явно не в сторону отчего дома.
Добиться полной ясности в вопросе, почему именно на Нинель направлена агрессия понесшей утрату семейки, я не смог. Но вспомнил слова всезнающей Цыпки и сделал вывод, что нет дыма без огня: если падчерица выполняла у фотохудожника обязанности зама по политико-воспитательной работе, ничего удивительного в интересе к ней со стороны осиротевших родичей нет.
Вслух я своих соображений высказывать не стал. Нинель слегка подуспокоилась, уже больше не видя во мне непосредственной угрозы, ― и этого было пока достаточно. Теперь следовало придумать, как дать ей возможность окончательно прийти в себя, при этом не потеряв ее из виду.
Но пока я ломал голову над этим вопросом, она поразительно легко перешла от состояния загнанной крысы к игривости щенка. Как нечто само собой разумеющееся, предложила поехать к ней домой. И опять норовя припасть ко мне жарким телом, с легким придыханием поинтересовалась:
― А сыщики всегда при оружии?
― Всегда, ― легко соврал я, не придав этому вопросу значения.
Как вскоре выяснилось, зря.
По дороге Нинель задремала и очнулась, только когда мы въехали в наш двор. Тут снова едва не вышел конфуз: открыв глаза, она опять вознамерилась резво рвануть из машины на полном ходу. Но опыт борьбы с этим явлением уже выработался. Мне удалось блокировать очередную попытку к бегству, не отпуская руля и даже не прибегая к помощи наручников. К тому же, спросонок оглядев окрестности поначалу диким взглядом, она узнала-таки родные пенаты и на этот раз довольно скоро пришла в себя — хотя и не в полной мере.
― Извини, шефчик, ― смущенно пробормотала она, судорожно роясь в сумочке, ― сколько с меня?
― Городская служба спасения, ― объявил я, вылезая наружу, обходя машину и открывая ей дверцу. — С потерпевших денег не берем. Вылезай!