― Ну же, сними ремень, ― простонала она сквозь зубы, обернув ко мне напряженное лицо с закушенной нижней губой. ― Накажи меня, накажи, как папочка в детстве наказывал! Ох, как он меня, гад, наказывал! Лупил, сволочь, до крови! Ну давай же, давай! Бей!
Актриса, сообразил я, переводя дух.
Актриса-нимфоманка, эротоманка или как там это еще называется. Черт, чуть не попался! Грозившая все перевернуть внизу живота сосущая истома постепенно уходила. Легко приподнявшись с дивана, я от души звонко врезал ей по заду ладонью. После чего громко, чтоб наверняка рассеять остатки чуть не поразившего меня морока, прикрикнул:
― А ну-ка, быстро надень нормальную одежду и поставь чайник. Мне нужно с тобой поговорить о деле.
Нинель дернулась, словно я ее и впрямь ожег какой-нибудь плеткой-семихвосткой, потом выпрямилась, обернувшись ко мне с неподдельной досадой на все еще перекошенной в предвкушении порки физиономией. И не сказала ― сплюнула через губу:
― Твою мать! Чего ж тебе еще надо?
Я было хотел представить ей развернутый ответ — у меня имелось о чем ее поспрашивать. Но не успел: она опрометью вылетела из комнаты, шваркнув дверью спальни. Однако надолго расслабиться не удалось: через каких-нибудь несколько минут в дверном проеме возникло новое видение.
― А так? ― высоким грудным голосом с жесткими учительскими нотками поинтересовалось оно. ― Узнаешь меня, Станислав?
Если б я не сидел, точно свалился бы на пол.
Да, я узнал ее. Кто ж из тех, кто учился в нашей школе, мог ее не узнать? Кто посмел бы?
На ней был строгого покроя ярко-малиновый костюм: пиджак с широкими простроченными лацканами и узкая, обтягивающая юбка. Едва Ставрида появлялась в этом своем знаменитом костюме на другом конце школьного коридора, все хулиганы и двоечники на всякий случай бросались врассыпную. Единственным недоступным ей местом был мужской туалет. Но она доставала нас и там: распахнув дверь решительным ударом носка модной белой лодочки, упирала руки в свои умопомрачительно крутые бедра и громовым голосом, словно командир артиллерийской батареи в разгар боя, командовала прямо сквозь завесу застилающего панораму едкого табачного дыма: «Кружков, Белоярцев, Карасик и Северин, немедленно потушите сигареты и выходите!»
За недостатком времени Нинель нанесла на лицо краску и помаду быстрыми, но точными мазками: я увидел классические Ставридины черные брови вразлет и широкий чувственный рот. А главное, на голове у нее сейчас в точности, как тогда, была зависть всех наших старшеклассниц ― пергидрольный начес с челкой а-ля «Бабетта идет на войну». Она стояла подбоченясь, растопыренными пальцами слегка подтянув вверх узкую юбку, так, чтоб видны были краешки черных кружевных резинок, полдерживающих капроновые чулки с толстым швом. От этих резинок мы все сходили с ума, соревнуясь в желании с задранной до хруста башкой оказаться этажом ниже в тот момент, когда Ставрида взлетала по лестнице в учительскую, ― причем эта стерва никогда не считала нужным держаться подальше от перил.