После обеда тот же Девятаев снова бежал к водопроводному крану за ангаром помыть кастрюлю, миску, чашку вахмана.
А за ангаром была свалка покореженных самолетов.
Набрав дровишек, которых на свалке было вдосталь, или поставив кастрюлю вахмана под водопроводную струю, русский летчик успевал залезть в кабину сбитого «хейнкеля», потрогать рычажки и штурвальчики, отодрать с приборной доски одну-две пояснительных пластинки и упрятать их за пазухой. Вахман в это время блаженно покуривал сигарету.
По вечерам Володя переводил надписи.
…Деревянными лопатами трое разравнивали, долбанками утаптывали снег на гребне. Внизу, в чаше капонира, совсем рядом, словно на блюдце, покоился дюралевый «хейнкель».
Пилот поднялся в кабину, что-то крикнул механикам. Те подкатили тележку с черным ящиком. От него подали летчику кабель.
«Аккумуляторная тележка», — догадался Девятаев и, забыв о лопате, уставился взглядом на кабину.
Механики сняли чехлы с винтов и моторов. Летчик оглянулся и увидел пленного, хлюпкого зеваку с выпученными глазами. Видимо, подумал: «Ну, любуйся, дуралей», — и открыл фонарь.
Михаил, опасаясь, что вахман может понять, отчего пленный перестал разгребать снег, затоптался на одном месте, будто утрамбовывая его. А глаз от кабины не отрывал.
Рука летчика коснулась кнопки на приборной доске.
«Стартер», — отметил про себя летчик с деревянной лопатой.
Левый винт неторопливо, как бы нехотя, провернулся, забегал быстрее. Фыркнув раза три-четыре, ровно забасил мотор.
Немец еще раз оглянулся на русского «ротозея», и с нарочитой небрежностью запустил второй двигатель.
Левой рукой перевел сектор газа одного мотора, второго, и они загрохотали ровно, не опережая один другого, а как и нужно, — в унисон.
Когда Девятаеву торопливо и скрытно удавалось забираться в кабины разбитых самолетов, там он уяснял последовательность, с какой нужно нажимать на кнопки и рычажки. Он проделывал это, условно запуская моторы. Теперь воочию увидел, как все делается. Немецкий летчик преподнес ему неоценимый практический урок.
За него можно бы сказать спасибо…
А немцу, видать, захотелось порисоваться еще.
Он выключил моторы. И, должно, догадываясь, что на его чудодействия со страхом и изумлением, ничего не понимая, ошалело смотрит какой-то русский Иван, вновь завел их. Но главный щелчок из цикла сделал озорно, иначе. Откинувшись на сиденье, он небрежно поднял ногу и носком сапога легко утопил кнопку стартера. Оглянулся и удовлетворенно заржал: «Понял, ворона, какой я молодец!»
Еще бы не понять!
Если бы только знал фашистский летчик, перед кем он демонстрировал свое мастерство!