На самом деле мне просто не хотелось, чтобы переводчик прикасался к моему телу руками, которыми только что касался тела своего племянника.
Они вдвоем вошли в воду. Я осталась под зонтиком стеречь оставленные вещи. Племянник снял свой кулон и оставил его мне на хранение, словно хотел сказать: «Храни его для меня».
Дети радостно плескались в набегавших волнах. Кто-то из них упустил надувной круг, и его унесло в открытое море. Отступая, море оставляло песок безукоризненно гладким, но он сразу же покрывался бесчисленными отпечатками ног.
Развалины крепости были наполовину скрыты под водой. Гладкая поверхность моря только в этом месте бурлила. Несколько храбрых детишек взобрались на самый верх разрушенной крепости и ныряли оттуда один за другим. Взлетали белые брызги, но звук их до меня не доносился. Как бы в подражание детям, птицы тоже ныряли в море, чтобы поймать там какую-нибудь рыбку.
Обхватив переносной холодильник, между зонтов зигзагами ходил юноша, продавец соков. Люди на берегу ели колотый лед, доверху насыпанный в бумажные стаканчики. Лед был полит таким же ярким сиропом, как блюда на завтраке у переводчика.
Хотя они смешивались с другими купающимися, их фигуры можно было легко заметить. Они плыли рядом в открытое море. Оба удалялись от берега: племянник плыл красивым брассом, который хорошо соответствовал его телосложению, а переводчик – странным стилем, которому трудно было бы дать точное определение.
Плавки у него были старые, выцветшие из-за долгого пребывания на солнце. Он плыл так, будто стоял, и только голова торчала над водой. Во все стороны от него летели брызги. Люди оборачивались с недовольным видом. Расстояние между ним и его племянником возрастало. Чтобы оно не увеличилось, он что есть мочи работал руками и ногами.
Когда мы оставались вдвоем, у меня начинало сильнее биться сердце, но теперь, когда я увидела его в плавках, мне стало просто грустно. И причиной тому были не матовая кожа, дряблые мышцы или отвисающий жир, но то, что теперь все это принадлежало не только мне одной.
Если бы мы были одни, если бы не было его племянника-студента, я, конечно же, сама смазала бы тело переводчика маслом.
«Делай все только языком!» – приказал бы он тоном, не терпящим возражений. Он не мог бы отдать такое приказание племяннику, потому что у того попросту не было языка.
Какое, интересно, на вкус кокосовое масло? Я подумала, что оно может оказаться слишком сладким, отчего у меня онемеет рот, и мне захотелось сполна ощутить на вкус голое тело переводчика. Я вылизываю его покрытое пятнами тело, засовываю язык в складки на животе. Я ползаю языком по влажным от пота бокам, по подошвам ног, с прилипшим к ним песком. Я смазываю его тело языком до последнего уголка.