Возникновение государства породило необходимость в налаживании и укреплении связей между элитами различных областей, а государственная организация для своего обслуживания потребовала новых понятий и средств выражения. Всё это сказывалось на развитии языка и обогащало его. Литовские говоры племенного периода несколько упростили сложную систему индоевропейских глаголов, отсутствовали пассивные конструкции (страдательный залог). С исчезновением аориста и перфекта время стало выражаться презенсом, претеритом и футурумом (ср.: последнего не было в готском языке, когда Ульфила переводил на него Библию). Сформировались причастия, однако их страдательная форма еще не получила развития. Еще не было специальных форм числительных от 1 до 19, точного личного местоимения третьего лица, местоимение и прилагательное полностью не слились в виде местоименных прилагательных. Сохранялся еще средний род некоторых местоимений. Основу языка составили самостоятельные слова, хотя количество служебных слов возрастало. Все эти перемены позволили племенным говорам обрести новые объединительные черты и тем самым удовлетворить потребности нарождающихся общественных отношений. /187/
Мироощущение литовцев было тесно связано с природой, и этим обусловлено важное место эпоса о животном мире в устном народном творчестве. В отдельных произведениях чрезвычайно художественно изображены картины противостояния рода и семьи, переполненные образами животных и растений. Лирическим драматизмом этих образов пронизано всё народное творчество. Сегодня трудно сказать, какая по объему часть фольклора была лирической, но именно она наиболее успешно выдержала испытание временем. На этой основе выросла разновидность малого военного эпоса – песни о князе Судайтисе, о том, как были истреблены его воины и разрушен замок. Были очень популярны песенные циклы о гибели воина (как его собирают в поход, провожают, ожидают, получают горестную весть) или выкупе его из неволи. Художественность этих песен – величайшее достижение литовского устного творчества. Страдание выражалось не в форме бытовых жалоб, а в жанре подлинной трагедии, многое говорившей о существе и подробностях реальной жизни: о войне и разрухе, о разлуке с любимыми и утрате близких. В этих песнях царит лирическое начало, но сами они обретают несомненный эпический акцент, силу трагедийного обобщения.
Отдельные события стали основой эпического повествования. Источники упоминают песни о Гурдасе Гентвилайтисе, о гедрайчском князе Даумантасе (Довмонте). В форме поэтических повествований сложились и сохранились предания о походе Ольгерда на Москву, о Гедимине и Вильнюсе, Кейстуте и Бируте. До сих пор остается загадкой цикл песен о князе Шарунасе: его архаические образы выражены строками сравнительно новой формы.