— Я же сказал, то деньги твои.
— Помню. Да только не заработал я столько, — упрямо сжал губы парень, — и без того долг большой.
— Повторяю, то деньги твои, а стало быть и животина и все, что ты прикупил. Но я готов выкупить у тебя, то что тебе будет не нужно.
— Ты, вот что Добролюб… Мы добро помним, но и обязанными быть не любим. Тебе тут на подворье помощники все едино нужны, вот мы и решили… Если ты не против.
— Я? Да ни за что. Но по серебру будет так как я сказал.
Подворье восстановили один к одному. Впрочем, в этом нет ничего удивительного, селяне не раз и не два бывали здесь, все видели, все примечали, что осталось скрытым от их взора подсказал Горазд. Вот только лучше бы они не старались так рьяно, потому как Богдана тут же накрыло да так тяжко, что он уплелся в новую кузню, в которой от старой оставался только горн и разревелся навзрыд. А и то. Эвон постоялый двор уничтожили под корень, а пришли люди приложили руки и стоит краше прежнего, а жизни людские не вернуть.
Прошли и к пруду, на берегу которого возвышался ладно сделанный косой крест, над общей могилой семьи Богдана и Виктора. Тут дюжий кузнец вновь не выдержал разрыдавшись навзрыд и упав в ноги Волкову. И чего он набросился на него там, в трактире, чего им делить, ить вот они, под одной горкой и боль у них одна на двоих. Взгляд скользнул в сторону и наткнулся на Горазда, стоящего немного в стороне с влажными дорожками на щеках. Не на двоих выходит, на троих. И за что, ты так-то Отец небесный?
Потом прошли в дом, где матушка Горазда, баба моложавая, едва за тридцать накрыла на стол, чтобы поподчивать вернувшихся. Хозяйка оказалась добрая. Все прибрано, все на своих местах, чисто и чинно. Виктор присмотрелся к женщине. А ведь красивая и статная баба и не скажешь что четверых родила. Да, вроде четверых, насколько помнил Виктор из рассказов Горазда их семью смерть детей обошла стороной. Звать Беляной, как есть беляна, натуральная блондинка, не иначе как в роду была северная кровь.
— А где же глава, если правильно помню, Груздь? — Когда обед уж подходил к концу, вдруг встрепенулся Виктор.
— Занедужил он, — вздохнула Беляна, — уж хворого привезли. Тут Гораздушка приглашал бабушку травницу, так она сказывает, что не желец, хворь не заразная, но поедом его съедает. Может до холодов и не дотянет.
Вот ведь, сподобил Отец небесный, уйти от одной беды, а другая следом идет. Права все же народная молва, горе и радость две сестры и без них никуда. Вроде и радоваться надо, эвон сын из неволи вызволил, а с другой стороны и сам любимую потерял и отца вот-вот потеряет. Не знала Беляна Веселину, но искренне оплакивала, потому как сердце материнское не могло смотреть на то, как мается сын, кровиночка родная.