— А какая тебе печаль платить мне пол цены, коли можешь за треть взять и сам?
— Легко сказка сказывается, да нелегко дело делается. Ты меня с собой сравни. Меня разбойнички живо самого без портов оставят, а на тебя никто руку не бросит, потому как боязно станет. Тебя они уважать будут.
— Может и так, да только ты-то ко мне подходил еще до войны.
— Война, та только в довесок, а тогда ты уж Секача порешил со всей ватагой и слава о том пошла, так что не просто я к тебе тогда подходил.
— А чего же давеча?
— Так проверить нужно было, дело-то такое, что и выгодно, но и костей можно не собрать. Тогда-то ты отказался, а тут сам пришел. Ну, сам посуди, мог ли я иначе?
— Тоже верно. И как теперь будем?
— Я с тем человечком свяжусь и скажу чтобы к тебе подходили. А ты жди того, кто тебе слово от Струка принесет и копейку копейщиком вверх подаст.
— Добро. Только упреди, чтобы зазря на купцов не нападали, я сначала убедиться должон буду, все ли ладно.
— Нешто не веришь?
— Ты меня купеческим премудростям учи, а тут я и сам сусам. А что до товара касаемо, так еще подпортят что, а ты не восхочешь платить по чести.
— Да я…
— Или так, или разговора не было.
— Как скажешь, — вздохнув согласился Отряхин, а чего не согласиться ить распутица, купцы ждут зимника, так что разбойничкам сейчас руки приложить некуда.
— И еще. Как только деньгу потребную сберу, больше тем пробавляться не стану. Устраивает, присылай человечка, нет, знать не судьба.
— Устраивает, — быстренько так брякнул, не иначе как рассчитывает замазать, а там куда ты милай денешься, еще и наводить на караваны станешь. Ну-ну, как скажешь.
Жизнь на постоялом дворе шла своим чередом. Горазд все же хорошо восстановился, а потому нагрузки Виктор постепенно увеличивал, добавил изучение рукопашного боя. Парень занимался боевой подготовкой почитай в течении всего дня с небольшими перерывами, сам Виктор только по пол дня, нажимая на самоподготовку курсанта.
Не сказать, что Волков остальное время прохлаждался, нет, дело в том, что очень много времени он уделял изучению гульдского. Часами корпел над листами, аккуратно записывая все, что ему вдалбливал уже свыкшийся с внешностью ученика и немного нервничающий толмач, а как не нервничать коли сухой закон, ломал язык и напрягал голосовые связки, чтобы овладеть гортанной речью. В прошлой своей жизни он как-то наплевательски относился к школьной программе английского, да и в училище тоже, есть троечка, и слава Богу, тот в жизни не пригодится, так что лучше сосредоточиться на том, что имеет практический смысл. Здесь ситуация была иной и он, буквально вгрызался в гранит науки, дошло до того, что толмачу было строго настрого указано не разговаривать с Виктором на славенском, только на гульдском. Впрочем, пропойца-то пропойца, но учить этот мужичок умел и уверенно вел своего ученика от простого к сложному.