Итак, либо надо пробудить какое-то чувство в части правящего класса, потому что другая часть безнадежна, а возможно, и злокозненна… Либо нужно рассчитывать действительно на гражданское общество. И, скорее всего, рассчитывать надо на него.
Тогда — комиссии по компромиссам. Тогда — прямой диалог сторон. Тогда — независимые гражданские расследования. Тогда — постоянная способность держать все это в поле общественного внимания (и именно общественного внимания) и гасить тупую истерику. Потому что за всеми этими арабесками маячит не «чеченский враг», а совсем другой. И гораздо более серьезный.
Так вот, теперь к вопросу об этом маячащем за спиной другом, его игре, общей ситуации. Потому что вызовы и ответы, которые я рассмотрел в этой части данного выпуска, конечно, меркнут перед общей проблематикой, требующей от нас еще более серьезных ответов. Как говорил когда-то, по-моему, Анри Барбюс, история сейчас выкликает каждого из нас по имени.
Так вот, каждого из нас она выкликает. До тех пор, пока будут продолжаться все те тенденции, которые продолжаются, мы не удержим Кавказ. Тенденции надо менять. Терпеть, не дать всему этому разорваться до конца, не дать погибнуть матери, не дать разорвать на части ребенка и одновременно понимать, что эти тенденции с жизнью несовместимы.
Кавказ и Россия, а точнее Кавказ и Москва, на долгое время никакого позитивного консенсуса не сохранят. Ибо Москва идет в одну сторону, и достаточно чудовищно, а Кавказ в другую, причем не менее чудовищно. Значит, вопрос о том, чтобы они шли на сближение, а не на расхождение, — это вопрос полного изменения движения страны.
И опять-таки это либо дело части правящего класса, если он образумится, либо дело гражданского общества. Того самого катакомбного общества, которое сможет как бы отстраниться от этой скверны. Но для того чтобы гражданское общество и сформировалось, и мобилизовалось… Точнее, наверное, надо было бы назвать это общество «катакомбным», потому что «гражданское» в строгом смысле слова замещено у нас криминалитетом, и это можно доказать… Так вот, для того чтобы это вот катакомбное общество, этот контррегрессивный субъект, как мы говорим, сформировался и отмобилизовался, нужно, чтобы человек увидел ситуацию.
Если бы сегодня все люди поняли, что они находятся на войне, всё сформировалось бы очень быстро. Как это всегда очень быстро формируется в русском обществе, если речь идет действительно о войне. Все быстро стряхивают с себя эту расслабуху и начинают воевать. Но в том-то и беда, что в 1941 году враг пришел зримо и потом очень явными и грубыми способами стал доказывать, что он враг абсолютный, несовместимый с жизнью. И тогда русский воинский дух, советский воинский дух мобилизовались. Полностью. Не сразу. У нас не умеют мобилизовываться сразу. Но неплохо мобилизовались даже на начальном этапе, а потом мы мобилизовались так, что мама не горюй. И ситуация была разрешена. Страна была спасена, и мир тоже.