Она помедлила с ответом, не зная, что сказать, и этой паузой немедленно воспользовался Уошберн, дабы высказать собственные соображения.
— Ах вот оно что! — Он многозначительно кивнул. — Я понимаю в чем тут дело.
— Нет, вам этого не понять, — возразила Поппи.
Он вцепился ей в запястье со словами:
— Он обесчестил вас. А потом бросил. — Лицо у него сделалось красным, как свекла. — Как он посмел?!
— Вы все извратили, Уошберн! — воскликнула Беатрис.
— Отпустите ее руку! — потребовала Элинор и с размаху ударила Уошберна по руке ридикюлем.
— Мои личные дела вас не касаются, — произнесла Поппи зловещим шепотом. Но поскольку вы слишком громко выразили свое неуместное любопытство, — уже в полный голос продолжала она, — я, так и быть, дам вам краткое объяснение. Драммонд просто очень занят нынче вечером. Как, впрочем, и я. Мы собираемся встретиться в другой день, чтобы обсудить… м-м… предстоящую нам свадебную церемонию.
Она сделала было шаг влево, но Уошберн снова встал прямо перед ней. Глаза у него горели.
— Вы слишком хороши для него! — заявил он. — Герцог он или не герцог, но разве допустимо, чтобы воспитанный мужчина проявлял невнимание к вам?
Последнее слово Уошберн произнес с особым выражением. Он словно и не услышал ее слов, повернулся и окликнул:
— Драммонд!
К сожалению, оклик прозвучал в момент общего затишья, один из редких на балу, когда музыканты только еще прижимают к своим подбородкам скрипки, чтобы возобновить игру, когда женщины стараются обрести второе дыхание для продолжения светской болтовни, а мужчины негромко обмениваются информацией о ценах на лошадей на известном конском аукционе «Таттерсоллз».
Момент тишины миновал также быстро, как и наступил, но времени терять было нельзя. Элинор и Беатрис локтями отпихнули Уошберна в сторону, а Поппи угораздило едва не столкнуться с ним, и он схватил ее за руку. Поппи извернулась и пнула его ногой в лодыжку.
— Ой! — завопил он, а Поппи бросилась прочь от него.
Прямиком навстречу герцогу Драммонду, который стоял теперь перед ней с твердым и невозмутимым выражением лица, хотя в глазах у него так и прыгали чертики любопытства, а может, и смешинки.
— Я готов отвести вас куда пожелаете, леди Поппи, — проговорил он таким проникновенным голосом, что у Поппи сердце неистово забилось гулкими ударами.